«Я так думаю!» Михаил Перепелкин (3). Алексей Толстой и Самара

Какая удивительная все-таки Самара, какой ужасный все-таки этот город Самара. Человек, совершивший во имя этого города подвиг, и потом как обошлись с продолжателем его дела? Продолжателем дела М.П.Лимаровой стал сын, Андрей Геннадьевич Романов, потом в силу «новых веяний, новых представлений о культуре», его вообще выгнали на улицу, понимаете? Это настолько по-самарски, скажем так, но это настолько ужасно!..

— В редакции «Самара тудей» мы продолжаем разговор с известным самарским краеведом, журналистом Михаилом Перепелкиным. Он преподаватель Самарского государственного университета, доктор филологических наук, то есть человек авторитетный, мнению которого многие доверяют и прислушиваются. И я знаю, что сейчас вы много сил, как филолог, как педагог тратите на осмысление роли семьи Толстых вообще в истории Самары, в истории российской, советской культуры, литературы. Вообще, это определенный такой феномен, да? Вот присутствие этой большой семьи, которая оставила очень яркий свет и продолжает оставлять, потому что потомки-то живут. Мы знаем и Татьяна Толстая в «Школе злословия» там яду подпускает регулярно, Иван Толстой работает на радио «Свобода». Вот об этом давайте.

— Ну, во-первых, два слова я скажу как и почему я стал заниматься и темой и думать про это. Начну, может быть, не очень скромно, но мне приятно себя ощущать во многом земляком Алексея Толстого. Мое детство прошло километров, наверное, в пятнадцати от той деревни, где прошло детство Алексея Толстого.

Алексей Толстой, как известно, родился в городе Николаевске, Пугачев нынешний Саратовской области, но прожил он там меньше года, потому что с родителями переехал в Сосновку, про которую написано «Детство Никиты» еще в бессознательном возрасте. И в Сосновке, собственно, и прошло его детство. И, кстати, в «Детстве Никиты» он упоминает и мою родину, в таком несколько анекдотическом контексте.

Он говорит: «Ну, разве это яйцо?». Там есть глава «Ярмарка в Пестравке». «Это яйцо щуплое. Вот у нас, в Колдыбани – яйцо! У нас в Колдыбани куры по шею в зерне ходят». Вот как раз там, где «куры по шею в зерне ходят» я родился и там я впервые увидел, там в году 84-85 правнука Алексея Толстого. Это Коля Ивановский, наши читатели, зрители, может быть помнят, был такой фильм «Снегурочку вызывали?» с Меньшовым и Алентовой, которые ходят по разным заказам, они Дед Мороз и Снегурочка и вот на один из заказов они приходят, там их встречает мальчик, который играет, музицирует на пианино – вот это Коля Ивановский.

Я его увидел вот именно в этом возрасте, когда он приезжал с отцом, переводчиком Игнатием Михайловичем Ивановским и с дедом двоюродным, Дмитрием Алексеевичем Толстым и они жили лето в Сосновке вот в этой самой. Но Дмитрий Алексеевич до Колдыбани тогда не доехал, а вот Коля с папой Игнатием Михайловичем приезжали. И я помню этот сельский Дом культуры, душный, куда пришли мы, мальчишки и где вот этот вот Коля играл там на пианино и нам это совершенно непонятно, потому что наше детство по-другому проходило.

Но вот моя следующая встреча с Толстым произошла, когда я окончил университет и пришел работать в музей, это Самарский литературный музей, музей-усадьба Алексея Толстого, где работаю и по сей день. В общем-то я, как Мераб Константинович Мамардашвили говорит, что «мы все время ищем свою духовную родину», вот мы «рождаемся неважно где, но мы все время ее ищем». Вот я все больше понимаю, что моей духовной родиной музей является, ну, а поскольку фигура Алексея Толстого главная все-таки, мы можем по-разному относиться, можем по-разному относиться к нему, как к человеку, как к художнику, политические какие-то вещи принимать, или не принимать, но вот так сложилось, что для региона, для области, для губернии, для города фигуры крупнее, чем Алексей Толстой, художника просто нет.

И поэтому… я не занимался Алексеем Толстым научно, не писал о нем диссертацию, но, когда все диссертации оказались написанными, я с большим удовольствием стал заниматься и творчеством Толстого и сейчас я работаю над двумя вещами, над двумя проектами, связанными с Толстым.

Один из них называется «Алексей Толстой и Самарский край». Этот проект связан с публикацией, комментированием вот того огромного, эпистолярного архива, который еще в конце пятидесятых в музей в наш поступил. Он был частично только опубликован к столетию Толстого в 83 году, очень малая часть была опубликована, а сейчас мы его весь будем набирать, весь комментировать. Это огромная работа, я думаю, она займет не один год, но работа, которая огромное удовольствие доставляет.

И, я думаю, мы тут стране и, может быть, миру подарим Толстого, который до сих пор был неизвестен. И второй проект, который я пока условно называю «Толстые и Самара» посвящен не только Алексею Толстому, но и его родителям и его детям, его внукам и строительству музея и людям, который этот музей создавали. Вот я здесь достаточно много уже написал. Написал огромную статью про Никиту Алексеевича Толстого и Самару. Известно, что при его активном участии во многом музей здесь состоялся Алексея Толстого, про Дмитрия Алексеевича, про Людмилу Ильиничну Толстую. Целая серия у меня есть статей про земляков Алексея Толстого, сосновских.

Я думаю, что это тоже будет такой, любопытная и книга, наверное, не хочу пока загадывать, когда она появится, но и про сам музей, про экспонаты, потому что сам музей, как я для себя понимаю, это борьба такая, интенсивная, напряженная борьба с забвением и беспамятством.

Когда мы вырываем хотя бы один факт у беспамятства, хотя бы одну вещь и мы знаем, узнаем историю этой вещи, мы доказываем, что человек на самом деле, как Пастернак говорит, «смерти нет». Мы доказываем, что смерти нет, что есть вещи, которые где-то значимее, чем смерть, вот этим.

— А я пропустил, вы сказали, в каком году вы пришли в музей? То есть, вы пришли еще в литературный музей Горького?

— Нет.

— Или уже в музей Толстого?

— Я пришел уже в музей Алексея Толстого, это был 97 год, музей Горького, в общем-то, перестал фактически существовать в начале девяностых годов.

— Да, да.

— Директором был Андрей Геннадьевич Романов.

— То есть, вы Маргариту Павловну не застали?

— Маргариту Павловну, к сожалению, я не застал, она ушла в 92 году, как известно, поэтому Маргариту Павловну я знаю исключительно…

— Речь идет о Маргарите Павловне Лимаровой, основательнице и собирательнице вот этого музея и человеке-моторе, который сумел организовать в невозможных условиях в советское время, чтобы переселить людей и дать им квартиры для того, чтобы освободить под мемориальную усадьбу художественного музея…

— Это был подвиг! Это был огромный подвиг, безусловно. Это подвиг, который и раньше и позже в этом городе совершили очень немногие. Подвиг, за который человек, я думаю, понимая, на что она шла, она расплатилась уходом достаточно ранним. И она, в общем-то, это все понимала, но она понимала, что она этот музей не может не создать и что город без этого музея и область без этого музея не будет тем, чем мы стали после 83 года, когда этот музей появился в городе. Потому, что… это тем более стало понятно в девяностые годы, когда все прежние политические ценности рухнули и ленинский мемориал мы не построили и недостроили, или построили, но он не стал тем, чем он должен был быть. И когда музеи политические они куда-то переместились на обочину, а музей художника оказался, в общем-то, единственным, или одним из немногих в городе, куда не стыдно было приводить раньше и куда не стыдно приводить и сейчас.

— Я, честно говоря, горжусь и рад, что я лично был знаком с Маргаритой Павловной Лимаровой. Мы с ней много общались, я тогда работал еще на телевидении, она участвовала во многих наших программах. И вот какая удивительная все-таки Самара, какой ужасный все-таки это город Самара. Человек, совершивший во имя этого города подвиг, и потом как обошлись с продолжателем его дела? То есть, продолжателем ее дела стал ее сын, Андрей Геннадьевич Романов, а потом в какое-то время в силу «новых веяний, новых представлений о культуре», культурологи, я вот ненавижу это слово «культурология». Наверное, это хорошее слово, но все-таки культура первична, а культурология – это уже вторично. Так получилось, что Андрей Романов, сын Маргариты Павловны Лимаровой, его вообще выгнали на улицу, понимаете? Это настолько по-самарски, скажем так, но это настолько ужасно!

— Увы, к сожалению, память в Самаре далеко не на первом месте. Вот в этом смысле, я чуть-чуть отойду, потом вернусь. Несколько месяцев назад в интернете, везде поднялся шум по поводу того, что в Самаре негодяи спиливают скульптуры, не буду говорить какие, на Московском шоссе, которые недавно появились, они были уже всеми любимы, вот, давайте, чуть ли не митинг поднимать и скульптуры возвращать на место.

— Да, да.

— Исчез музей Горького. Музей! Который был в 36 году…

— Это действительно было место, где жил и снимал эту комнату…

— Горький!

— …Горький, будучи в Самаре, стал писать под псевдонимом Иегудиил Хламида…

— По-разному можно относиться к Горькому, но это огромная и кропотливая работа, много десятилетий, старейший городской музей. И вот ко мне обращаются журналисты «Социальной газеты» и пишут про исчезнувший музей статью, звонит мне, говорит… спрашивает меня: «Вам кто-нибудь позвонил, кто-нибудь спросил про музей?». Я говорю: «Нет!». Она говорит: «И нам!». То есть, людям совершенно безразлично! И вот в этой ситуации мы столкнулись во многом с тем же самым. Можно по-разному относиться к тому, как руководил Андрей Геннадьевич музеем…

— Об этом нет вопросов.

— … но не позвать человека и не поблагодарить его за то, что в течение почти двадцати лет, труднейших лет, когда все на свете сыпалось, это были девяностые годы, Андрей Геннадьевич стал директором в 93 году. Все на свете разваливалось и рассыпалось, он не развалил музей, он удержал музей, просто вот так вот выбросить, а потом из жалости давать… Ну, это не об Андрей Геннадьевиче свидетельствует, это свидетельствует о власти, которая… Я, к сожалению своему, про эту власть очень многое в этой ситуации понял. Власть, которая думает только о дне сегодняшнем, только о собственных амбициях, только вот о том, что давайте митинг поднимем за скульптуру, которую только вчера воздвигли. Власть, которой очень мало нужно и которая не собирается здесь жить дольше, чем она здесь что-то берет, к сожалению. Но мы, как я прочитал однажды в статье про академика Аверинцева, Сергея Сергеевича Аверинцева, там фраза была примерно такая: «Пусть там впереди бездна, пусть впереди пропасть, но мы же будем бороться, сказал Сережа». Вот я думаю, что пусть впереди бездна, но мы будем бороться.

— Хорошо. Мы здесь поставим точку и продолжим разговор на эту тему в следующей нашей встрече.

(продолжение следует)
—————————-

Начало сериала:

“Я так думаю!” Михаил Перепелкин. Самара подземная и метро

Начнем с уникального заявления, прозвучавшего накануне Нового года от нового губернатора и его чиновников о том, что возможно строительство новой линии метро с целыми восемью станциями от площади Куйбышева в сторону радиоцентра. Многие это восприняли скептически, понимая, что тут одну-то станцию «Алабинская» не могут уже сколько лет достроить… Один очень умный человек мне сказал: «Но ведь Меркушкин же не может блефовать! Он же, скорее всего, опирается…»… И вот это как раз «опирается на» … что? Все знают, что о Самаре много различных есть сведений о подземных ходах, туннелях, штольнях, переходах, Бог знает каких секретах – бункер Сталина, бункер Берии, бункер на площади Куйбышева…

“Я так думаю!” Михаил Перепелкин (2)

Для многих вы уже стали таким непререкаемым авторитетом, даже говорят: «Вот сказал Перепелкин!. А с чего это у вас началось? В каких точках истории Самары вы уже побывали и пытались ее всколыхнуть снова, открыть для себя и для других? Для вас не секрет, что понятие цензура, хоть оно уже не в таком виде, как было когда-то, но оно существует. У вас что-нибудь отрезали?

«Я так думаю!» Михаил Перепелкин (3)
Какая удивительная все-таки Самара, какой ужасный все-таки этот город Самара. Человек, совершивший во имя этого города подвиг, и потом как обошлись с продолжателем его дела? Продолжателем дела М.П.Лимаровой стал сын, Андрей Геннадьевич Романов, потом в силу «новых веяний, новых представлений о культуре», его вообще выгнали на улицу, понимаете? Это настолько по-самарски, скажем так, но это настолько ужасно!..

“Я так думаю!” Михаил Перепелкин (4). Власть и памятники в Самаре

Мы заговорили о самарской власти, о том, какая она есть, какая была и какая может быть. В самарцах всегда живет мечта, чтобы появился идеальный какой-то губернатор ли, мэр, или градоначальник, кто угодно… -У меня есть утопический проект. Человек, который избирается главой города, лишается права когда-либо, куда-либо уезжать из Самары. Вот, если он согласен, тогда, пожалуйста, баллотируйся…

============================