5200 дней в космосе
Полеты в космосе постепенно исчезли из американского сознания, хотя наши достижения в нем достигли нового уровня. За последнее десятилетие Америка стала настоящей и постоянно летающей в космосе нацией. Центр управления полетами в Хьюстоне никогда не спит, и там, в углу огромного экрана, работает счетчик дней и часов, отмеряющий время постоянной работы МКС. И их количество уже превысило 5200.
«Самая важная вещь относительно засыпания в спальном мешке связана с ментальным состоянием, — рассказывает Майк Хопкинс (Mike Hopkins), вернувшийся недавно после шестимесячного пребывания на борту Космической станции. На Земле после долгого дня, когда вы умственно и физически устали, вы, ложась на кровать, испытываете облегчение. С ваших ног спадает нагрузка. И сразу же возникает ощущение расслабления. В космосе вы ничего подобного никогда не чувствуете. У вас никогда не возникает ощущение того, что на ваши ноги перестает действовать ваш вес. Не появляется и эмоциональное облегчение». Некоторым астронавтам настолько этого не хватает, что они привязывают себя амортизирующим тросом, пытаясь тем самым создать впечатление того, что ложатся на кровать.
Позиция во время сна имеет свои собственные проблемы. Главный вопрос состоит в том, хотите ли вы держать ваши руки внутри спального мешка или вне его. Если вы оставляете руки снаружи, то они свободно плавают при нулевой гравитации, нередко они несколько отдаляются от тела, и тогда астронавты начинают походить на странных балетных танцоров. «Я предпочитаю держать руки внутри, — говорит Хопкинс. — Мне нравится ощущать себя, как в коконе».
С момента запуска на орбиту первых компонентов космической станции 216 мужчин и женщин побывали на ней, и специалисты НАСА узнали много нового о жизни в космосе — о различиях в случае пребывания в невесомости две недели и несколько месяцев. Каждодневная жизнь в космосе не имеет ничего общего с гладким импровизационным миром, создаваемым телевидением и режиссерами кинофильмов. Она более захватывающая и опасная, чем мы, земляне, этого ожидаем, а также более упорядоченная и приземленная. Часто оба эти качества сосуществуют в одном опыте — например, во время выходов в открытый космос. Космос — это хрупкое и неумолимое место — один единственный необдуманный шаг может привести к катастрофе. НАСА уменьшило риски, расписав последовательность почти всех действий, начиная от замены водяных фильтров и до проверки скафандров. За 54 года полетов человека в космосе на долю НАСА пришлись три фатальных аварии, в результате которых погибли в общей сложности 17 человек — пожар в модуле космического корабля Apollo I в 1967 году, авария космического челнока Challenger в 1986 году и катастрофа «шаттла» Columbia в 2003 году. Однако ни одна из этих аварий не была вызвана какими бы то ни было ошибками со стороны экипажа. Дотошное регламентирование всех действий может сделать скучным наблюдение за работой астронавтов, однако специалисты НАСА понимают, что излишние эмоции становятся причиной ошибок.
Даже если брать низкие оценки, получается, что один час полета Космической станции обходится в 350 тысяч долларов, что делает время астронавтов исключительно дорогим ресурсом, а также объясняет неумолимое регламентирование: сегодня астронавты, как правило, начинают работу в 7:30 утра по Гринвичу и заканчивают ее в 7 часов вечера. Считается, что им положено иметь выходные дни в конце недели, однако суббота посвящается уборке на станции — это очень важное дело, но оно вызывает не больше удовольствия, чем на Земле, — тогда как некоторые виды работ неизбежно захватывают и воскресенье.
Когда вы находитесь в условиях нулевой гравитации, все жидкости в вашем теле также подвержены влиянию невесомости, и поэтому астронавты иногда испытывают в голове неприятные ощущения, поскольку жидкости перемещаются в пустые полости, и поэтому у некоторых членов команды возникают одутловатость на лице. Кроме того, невесомость вызывает тошноту и космическую болезнь, от которой многие астронавты тихо страдают в первый или во второй день своего нахождения на орбитальной станции, и так происходит, наверное, с момента полетов кораблей Apollo. 54-летний Лерой Чиао (Leroy Chiao), покинувший корпус астронавтов после четырех полетов, так описывает то, что происходит еще до того, как вы начинаете отплывать от своего места. «Ваше внутреннее ухо полагает, что вы переворачиваетесь: находящийся там центр баланса полностью лишается ориентации… Тем временем ваши глаза говорят вам, что вы не кувыркаетесь, а находитесь в прямом положении. Эти две системы направляют противоречивую информацию в ваш мозг. Подобные вещи могут провоцировать негативную реакцию, и вот почему многие люди ощущают тошноту. «Через пару дней — для некоторых это, поистине, мучительное время — мозг астронавтов начинает игнорировать панические сигналы от внутреннего уха, и космическая болезнь проходит.
Следует иметь в виду, что астронавты, находясь на орбите, теряют костную массу. Кости восстанавливаются и растут в зависимости от той работы, которую они проделывают каждый день. При отсутствии веса в космосе, который они поддерживают в обычных условиях, замедляется уровень производства новых клеток, и в результате кости становятся тоньше и слабеют. Женщины в период после менопаузы обычно теряют 1% костной массы в год. Тогда как астронавты любого пола могут потерять 1 % костной массы за месяц.
Во время полетов «шаттлов» — всего их было 135 в период с 1981 года по 2011 год — Центр управления будил астронавтов, передавая по радио бодрящую музыку в начале каждого дня. Традиция выбора песен для пробуждения начитается с программы Gemini, и их передача на орбиту имела смысл, по крайней мере, символический. Сама станция является символическим постоянным форпостом, с определенной долей независимости. Поэтому Центр управления не расталкивает астронавтов, пытаясь их разбудить. Они просыпаются в своих миникаютах задолго до любого контакта с Хьюстоном, а затем передают по радио сигнал в Центр управления о начале работы. Они так же заканчивают день и желают спокойной ночи. Когда астронавты готовятся ко сну, они пролетают по всей станции, выключают свет и закрывают заслонки на окнах для того, чтобы защитить свой сон от многочисленных восходов солнца. Центр управления, обычно, не выходит на связь в часы отдыха астронавтов.
Однако это весьма тонкий уровень независимости, о чем свидетельствует вторая фраза Суонсона: «Мы готовы к нашей утренней конференции по планированию». Каждый день начинается и заканчивается проведением ежедневной конференции по планированию, во время которых астронавты на короткое время выходят на связь со всеми пятью центрами управления в разных частях мира и обсуждают возникающие проблемы, предстоящие профилактические работы или готовятся к следующему дню. (НАСА имеет еще один центр управления в Хантсвилле, штат Алабама, который занимается проведением научной работы; в Москве расположен Центр управления российского сегмента станции, и Япония также располагает своим круглосуточно работающим центром управления). Астронавты могут проноситься над Землей со скоростью 28 тысяч километров в час, то есть в 10 раз быстрее, чем летит обычная пуля, однако они не имеют возможности уклониться от регулярных совещаний.
Хотя астронавты живут и работают на Космической станции, они ей не управляют и не контролируют ее каким-либо образом. Все делается в Хьюстоне и в Москве. Центр управления следит за положением станции в космосе и поправляет его в случае необходимости, используя для этого гироскопы и специальные двигатели; Центр управления также следит за всеми находящимися на борту станции системами — электрическими, системами жизнеобеспечения, информационными и коммуникационными. Многочисленная команда на Земле осуществляет поддержку станции — больше одной тысячи человек приходится на каждого астронавта на орбите. И когда астронавты начинают свой рабочий день, его скорость и ритм однозначно определяются людьми, работающими внизу. Жизнь на Космической станции управляется с помощью электронных таблиц: каждая минута рабочего дня каждого астронавта записана в разделы, посвященные выполнению конкретных заданий. Когда астронавт кликает на какой-то временной блок, он разворачивается и показывает все шаги, необходимые для выполнения конкретной задачи — будь то часовой эксперимент по изучению огня в условиях невесомости или перенос снабжения из транспортного корабля.
Расписание в определенной мере может быть источником свободы для того астронавта, который ему подчиняется, однако оно также представляет собой символ своего рода тирании. Поскольку эксперименты, задачи, связанные с проведением профилактических работ, прибытие космических грузовиков и их отправление — все это определяется внизу на земле. Программа каждого астронавта имеет красную линию, которая медленно перемещается по экрану ноутбука, слева направо, и показывает текущее время, а также то, чем астронавт должен заниматься в определенный момент. «Красная черта, независимо от того, что я делаю, просто движется и движется слева направо, — жалуется астронавт Гарретт Райзман (Garrett Reisman) в своем размещенном на портале YouTube ироничном видео, записанном в космосе. — Я не могу это остановить».
Жизнь в космосе настолько сложна, что требуется проведение большого количества подготовительной работы, если астронавты, действительно, собираются сделать что-то существенное. Одно лишь составление плана работы для астронавтов на орбите в американском сегменте требует усилий 50 постоянных сотрудников на земле.
Планировщики получают от каждого члена экипажа необходимые данные, а также приоритеты — в чем смысл конкретного шестимесячного полета? Какие научные эксперименты будут проводиться? Какие грузовые корабли направятся к Космической станции? Какие нужно провести на станции профилактические работы? Для внесения в план каждого конкретного вопроса требуется детальная информация и координация. Что касается проведения конкретного эксперимента, то какое для этого потребуется оборудование? Где находятся эти приборы? Как много времени будет затрачено на его подготовку? Какие шаги нужно будет предпринять астронавту для того, чтобы проследить за ходом проведения эксперимента? Будет ли в этот момент достаточно электричества? Не помешает ли данный эксперимент тому, что делает другой астронавт? Кто будет выполнять контрольные функции на земле? Нужно ли будет осуществлять видеонаблюдение? Будет ли доступно достаточное количество широкополосных коммуникационных каналов для передачи видео- и аудиоданных в данный конкретный момент? Каждый день десятки запланированных работ отдельных астронавтов требуют подобного уровня планирования, которое начинается за 18 месяцев до их реального осуществления.
Имеющие высокий уровень образования и мотивации астронавты, в конечном итоге, выполняют одно задание за другим в течение всего дня, и некоторые из них приятны и представляют собой вызов в интеллектуальном плане (проведение исследований совместно с работающими на земле учеными), тогда как другие бывают скучными (запись серийных номеров большого количества предметов в мусоре перед тем, как они сгорят в атмосфере). Никто не хочет стать астронавтом только для того, чтобы опустошать на орбите емкости с мочой или заменять воздушные фильтры. Но даже собственно научные исследования поручаются и управляются другими людьми — астронавты просто выступают в роли высококвалифицированных технических специалистов.
НАСА пытается сбалансировать независимость астронавтов с желанием контролировать все их действия. В автономном исследовании дневников, проведенном Джеком Стастером, работа была наиболее часто обсуждаемой темой в дневниковых записях астронавтов, и когда Стастер их анализировал, то планирование оказалось второй наиболее часто обсуждаемой темой после простых описаний заданий.
«Лишь 30 минут (запланировано) на проведение процедуры из 55 шагов, которая требует собрать 21 предмет, — написал один из астронавтов. — Это заняло три или четыре часа». А вот что написал другой астронавт: «Это была довольно скучная неделя, и на выполнение заданий, в соответствии с планами, отводилось слишком мало времени. Говоря сегодня с (Центром управления), я осознал, что этот человек на земле просто не понимает, как мы здесь наверху работаем».
Это, конечно, довольно стандартная жалоба: солдаты на линии фронта имеют собственное представление о происходящих событиях, тогда как в штабе могут иначе их оценивать. Торговые представители в процессе своей работы видят товары и потребителей по-своему, тогда как у вице-президента по продажам будет свое собственное мнение. Частично по причине того, что НАСА отбирает астронавтов и составляет из них команды, и частично потому, что астронавты осознают необходимость совместной работы, все они сообщают о том, что хорошо ладят друг с другом и способны быстро улаживать возникающие мелкие разногласия. Вместе с тем они считают, что работающим на земле сотрудникам НАСА сложно понять жизнь в космосе. Как и в других сферах, привилегии и удовольствие от работы на орбите неспособны нейтрализовать обычную офисную политику.
В исследовании Стастера есть целый раздел, посвященный записям, которые можно отнести к категории «инфляционной похвалы» (praise inflation), то есть речь идет о феномене, при котором астронавты ощущают необходимость «обильно расхваливать» работу наземного персонала, «даже когда для этого нет никаких оснований, а также, в целом, воздерживаться от критики наземных сотрудников за их просчеты — реальные или воображаемые». Эта традиция похвалы восходит ко времени работы над лунным проектом, когда астронавты купались в славе и много делали для того, чтобы передать эти ощущения целой армии техников, которые сделали эти полеты возможными.
Однако на борту космической станции определенные вещи могут вызвать раздражение. Вот что написал один астронавт: «Я чувствую, что земля делает мою жизнь здесь более сложной, и поэтому трудно раздавать похвалы с подобной частотой». Любой человек, когда-либо имевший работу, может представить себе округленные глаза как в Хьюстоне, так и на космической станции: О чем думают эти ребята там наверху/ внизу?
По большей части такого рода эмоции остаются внутри. Пегги Уитсон (Peggy Whitson), которая два раза по шесть месяцев провела на орбите и считается ветераном, возглавляла в НАСА управление по работе с астронавтами — она была непосредственным начальником астронавтов — с 2009 по 2012 год. Коммуникации она уделяла пристальное внимание — на обоих концах радиосвязи. «Я вот что могу вам сказать — сарказм не работает в условиях космического полета», — отмечает она.
Скотт Келли (Scott Kelly) и Тим Копра (Tim Kopra) стоят спиной к спине на стальной платформе — на них надеты скафандры НАСА. Желтый кран медленно поднимает платформу, передвигает ее к поверхности огромного бассейна, а затем опускает ее в воду. Келли и Копра проведут большую часть дня — шесть часов — под водой и будут отрабатывать в бассейне выход в открытый космос. В их задачу входит провести все действия по замене частей роботизированного манипулятора космической станции. Именно эти профилактические работы они будут выполнять в космосе в ноябре.
Келли и Копра потратили 30 минут на то, чтобы облачиться в скафандры, каждый из которых весит около 100 килограммов. За ними наблюдает их коллега Кевин Форд (Kevin Ford). «Вы заметили, что каждому астронавту помогают три или четыре человека? — спрашивает Форд, который был командиром на Космической станции в течение четырех месяцев в 2012 и в 2013 году. — А на орбите только один человек оказывает помощь астронавтам. Эта процедура надевания скафандра и выхода через люк содержит 400 шагов. И у вас не возникает желания отказаться от слишком большого их количества».
Четыреста шагов только для того, чтобы один астронавт был готов проплыть в шлюзовую камеру и подготовиться к выходу. Перед тем, как астронавт НАСА начинает первую минуту своей работы в открытом космосе, он или она в течение четырех часов надевают скафандр и затем осуществляют его проверку. А задолго до этого астронавт готовится к этому шести- или восьмичасовому выходу в открытый космос пять или шесть раз на Земле, в бассейне, который в НАСА называют Лабораторией нейтральной плавучести (Neutral Buoyancy Laboratory).
Ничто другое не схватывает так странные противоречия современного космического полета, как выход в открытый космос — во время подобного выхода за пределы космической станции вам помогает только ваша голова и подготовка, а вы сами в это время находитесь в одноместном космическом корабле. Работа за бортом космического корабля почти для всех астронавтов, является наивысшим профессиональным вызовом и наивысшим удовольствием. Когда вы находитесь за пределами станции, вы в буквальном смысле превращаетесь в независимое астрономическое тело, в маленький спутник Земли, вращающийся вокруг нее со скоростью 28 тысяч километров в час. Когда вы смотрите на Землю внизу между вашими ногами, то понимаете, что ваш первый шаг превышает внизу 300 тысяч километров.
Однако выход в открытый космос также является окном, показывающим, насколько опасным является это пространство. Один единственный плохо подогнанный разъем может привести к катастрофе, и НАСА пытается учесть все существующие риски и исключить любую спонтанность, любые неожиданности. Вот почему каждый выход в открытый космос детально расписан, и ему предшествует бесконечное количество тренировок в бассейне, размеры которого позволяют погрузить в него одновременно два космических «челнока».
Работа в космосе, предусматривающая строительство или ремонт космической станции весом более 400 тонн, является невероятно сложной, и поэтому внешние элементы конструкции космической станции представляют собой замечательные инженерные конструкции: хотя Космическая станция составлена из более 100 компонентов, а ее поверхность превышает по площади один гектар, большинство болтов, с которыми имеют дело астронавты, имеют один размер. Поэтому они никогда не думают о том, что нужно будет заменить разъем. Представьте себе, что значит построить таким образом целое здание. Детальное планирование, тренировки, конструктивные соображения — жизнь в космосе более необычна, чем думают обычные люди, — она сложнее. Сложнее даже, чем полагают в НАСА.
Первоначально специалисты НАСА говорили о том, что космические челноки будут летать, по крайней мере, 25 раз в год. В действительности, в соответствии с этой программой, проводилось менее пяти запусков в год; в пиковый 1985 год шаттлы летали в космос девять раз. Это президент Рональд Рейган (Ronald Reagan) в своей речи о положении в стране дал указание НАСА создать космическую станцию и обеспечить постоянную работу на ней астронавтов. Подобная станция, отметил Рейган, «позволит осуществить качественный скачок в наших исследованиях в научной области, в коммуникациях, в металлах, а также при создании способных спасти жизнь людей медицинских препаратов, которые могут быть произведены только в космосе». Первоначально концепция экспертов НАСА относительно этой станции была столь же амбициозной, как и в случае проекта Apollo или шаттлов. Предполагалось, что космическая станция будет выполнять семь основных функций — она должна была стать исследовательской лабораторией, иметь производственные мощности, обсерваторию, быть космическим транспортным узлом, ремонтной мастерской, местом сборки космических аппаратов, а также промежуточной базой для полетов к солнечной системе. Вопреки надеждам Рейгана, сегодня никто не использует материалы или лекарства, разработанные на космической станции, не говоря уже об их производстве. В настоящее время 40% имеющихся на станции возможностей проведения научных исследований не используются — частично, вероятно, по той причине, что компании ничего не знают о существовании подобных возможностей, и частично потому, что другие не уверены в том, что исследования в условиях нулевой гравитации имеют смысл.
Выходы в открытый космос представляют собой особый микрокосмос программы по созданию и использованию космической станции в целом: они сложны, они вызывают восхищение и, кроме того, они странным образом являются тавтологичными. Астронавты осуществляют выходы в открытый космос для поддержания в рабочем состоянии Космической станции, а также для выполнения ремонтных работ, и делается это для того, чтобы будущие астронавты имели бы базу, на которую они могли бы летать. В нынешнем варианте, когда на станции с американской стороны работает команда из трех человек, почти две трети выполняемых каждым астронавтом ежесуточно работ посвящены лишь поддержанию станции в рабочем состоянии, а также вопросам логистики и сохранению здоровья.
Специалисты НАСА всегда говорили о том, что понимание того, как жить и работать в космосе в течение длительного времени, само по себе является ключевой задачей Космической станции. Однако при отсутствии дорожной карты со стороны Белого дома и Конгресса относительно направления развития пилотируемой космонавтики, эта часть миссии может показаться циркулярной, то есть оправдывающей другие части, тем более при цене в 8 миллионов долларов в день.
И, тем не менее, мы постоянно имеем странные стандарты оценки стоимости и значимости пилотируемых полетов в космос. На самом деле, стоимость функционирования и поддержания Космической станции примерно равно затратам на содержание одной ударной авианосной группировки военно-морских сил Соединенных Штатов. Мы располагаем десятью авианосцами, и еще два строятся. В то время как авианосец в море является местом постоянной активности, эта активность имеет такой же циркулярный характер, как и работа в космосе. Она связана с выполнением обслуживания и рутинных операций, а также подготовки к ведению боевых действий, которые, вероятнее всего, в действительности никогда не произойдут.
Космос делает нас нетерпеливыми. Мы проявляем нетерпение и считаем, что все должно проходить гладко, как будто космическая станция уже должна работать так же бесперебойно, как полеты в Даллас (доказательством может служить неожиданное событие, когда грузовой космической корабль, направлявшийся на Космическую станцию в октябре, взорвался спустя 15 секунд после старта). Мы проявляем нетерпение в том, что касается возврата вложенных средств, как будто полеты в космос имеют смысл только в том случае, если они быстро превращаются в коммерческое золотое дно.
Мы летаем в космос из-за присущих человеку амбиций, мы делаем это, потому что ничто так не испытывает наши способности и наш характер, как выход за пределы наших возможностей. А еще мы летаем в космос, потому что он является восьмым континентом. Томас Джефферсон (Thomas Jefferson) не только совершил Луизианскую покупку (Louisiana Purchase), он отправил Льюиса (Lewis) и Кларка (Clark) для того, чтобы они исследовали эти территории и составили доклад. Мы летаем в космос сегодня как обуреваемые любопытством исследователи, потому что когда-нибудь нам, возможно, потребуется полететь в космос — в качестве шахтеров или поселенцев. Аргументы в поддержку программы пилотируемых полетов в космос известны. Однако их известность не уменьшает силу их убедительности.
В конечном счете, нам могут потребоваться ресурсы, находящиеся на астероидах или на спутниках, в зависимости от того, как мы будем обращаться с имеющимися ресурсами здесь на Земле. Возможно, в какой-то момент возникнет необходимость того, чтобы мы стали мультипланетным видом — либо потому, что мы, в буквальном смысле слова, перерастем нашу Землю, либо потому, что мы нанесем ей большой вред. Кроме того, мы может просто захотеть стать мультипланетным видом, и некоторые люди могут предпочесть черное молчание Луны или безлюдную красную красоту Марса — так же, как они предпочитали Оклахому Филадельфии в 1890-х годах.
Все это идеи отдаленного будущего — на много веков вперед. Но даже в этом случае в них не хватает понимания того, как все еще сложно жить, работать и перемещаться в космосе, и как много времени нам понадобится для того, чтобы изменить эту ситуацию. Мы все еще находимся в начале космического века. Сегодня в один единственный коммерческий пассажирский самолет, в Airbus A380, может поместиться больше пассажиров, чем общее количество людей, побывавших на орбите. Самой главной задачей Космической станции может оказаться обучение нас тому, как сделать жизнь в космосе более практичной и менее опасной.
Почти все люди, с которыми приходится беседовать о Космической станции, в конечном итоге начинают говорить о Марсе. Когда это происходит, становится ясно, что у нас еще нет вполне зрелой космической программы. Те люди, которых мы направляем в космос, все еще не обладают реальной автономией, потому что никто не подумал о том, чтобы «заниматься» вопросами автономии в то время, когда эта станция проектировалась и строилась. Во время полета на Марс расстояния будут столь огромными, что простой голосовой обмен или направления сообщения по электронной почте и получение на него ответа займет 30 минут. Подобные изменения среди тысячи других, которые возникнут в ходе полета к Марсу, изменят всю динамику жизни в космическом пространстве. Астронавты должны будут сами решать возникающие проблемы.
Возможно, в этом и состоит реальная ценность Космической станции — изменить программу НАСА по изучению воздействия космоса на человека, сделав ее менее контролируемой с земли и более управляемой самими астронавтами, более автономной. Сегодня это не является важным приоритетом, это было бы неудобно и неэффективно. Однако ценность станции могла бы существенно возрасти, если бы специалисты НАСА разработали реальную этику и реальный план, направленные на то, чтобы люди в ходе выполнения подобных миссий брали на себя больше ответственности за ее формирование и контроль над ней. Если у нас есть более значительные амбиции в области исследования человеком космического пространства, то это столь же важно, как технические вызовы. Проблемы физических кондиций и поставки продуктов питания можно решить. На самом деле вопрос состоит в том, как будет выглядеть автономия для космических путешественников — и как Хьюстон мог бы лучше ее поддержать. Автономия не только сформирует психологию и планирование подобного проекта — она также окажет влияние на конструкцию самого космического корабля.
Обучение астронавтов навыкам самостоятельного управления своей жизнью и работой в космосе будет столь же сложной, как и любой инженерный вызов, с которым сталкивается НАСА, — и это тот элемент космического путешествия, с которым ни Хьюстон, ни американские астронавты еще не сталкивались.
В результате просмотра телевизионных шоу, кинофильмов и даже нелепых видео, сделанных на Космической станции, у нас сложилось неверное представление относительно жизни в космосе. Мы уже воспринимаем как нечто само собой разумеющееся все что угодно, только не рутинные вещи. А астронавты сталкиваются с этим каждый день.
В один из не очень загруженных дней Майк Финк решил, что будет неплохо, если он позвонит одному из своих профессоров в Массачусетском технологическом институте.
«И вот секретарь кафедры поднимает трубку — вы знаете, как это происходит, — рассказывает Финк. — Она говорит: “Вы знаете, в настоящий момент он, на самом деле, очень занят”. Пауза. “Но поскольку вы, насколько я понимаю, звоните из космоса, то я вас с ним соединю”».
*