М.Анищенко: Я не собираюсь петь дифирамбы нашим чиновникам. Я пытаюсь говорить о вещах таинственных и очень серьёзных

Почему падают политики и чиновники?
Чудеса начались с явления Христа.
Как мы победили «Трёх толстяков».
Чёрные маги Самары.

Я не собираюсь петь дифирамбы нашим высокопоставленным чиновникам. Я пытаюсь говорить о вещах таинственных и очень серьёзных.

Итак: почему падают политики и чиновники?

Постараюсь объяснить на основе самарских событий.

Чудеса начались с явления Христа.

Как мы победили «Трёх толстяков».

Чёрные маги Самары.

Начиная с 1993 года я совершенно открыто боролся с властью губернатора Титова. Я выпускал газету «Престиж», пытаясь объяснить людям, что минусы, перечёркнутые другими минусами, нельзя считать плюсами. Это была настоящая война с власть предержащими со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Позже с Титовым будет «воевать» Князев, но его боевые действия больше походили на тайные объятия двух маркитантов, так хорошо описанных Юрием Кузнецовым в одноимённом стихотворении. В результате таких «боевых действий» рейтинг Титова рос, как на дрожжах. Это была тщательно продуманная и весьма коварная операция.

Поэтому газета Князева процветала, а мою — прихлопнули вместе со мной. Теперь на работу в Самаре меня не принимали, а вскоре и вовсе объявили городским сумасшедшим.

В конце 1996 я в очередной раз оказался без работы. Опять началась тщета и нищета. Я бродил по городу, читал объявления о приеме на работу, понимая, что в Самаре для меня все дороги закрыты. Порой подступало отчаяние. Не знаю, куда бы оно меня завело, если бы не странное событие. Однажды вечером в дверь позвонили, и я увидел незнакомую девушку.

— Смотрите, — сказала она, — Это для вас.
— Вы не ошиблись? — удивился я.
— Нет, — улыбнулась она, протягивая мне три необычные открытки. Даже при плохом освещении они мерцали и казались объемными.

— Вы продаете их?
— Да.
— Почему?
— Так надо.
— Кому надо?
— Вам.
— Простите. Но у меня нет денег, — вздохнул я, и смутился, и торопливо стал говорить о том, что я безработный, что в доме нет даже хлеба…

Никто не знал, что в этот день я получил гонорар из московского журнала. И тем более никто никогда не узнает, почему я так покорно извлек из кармана три стотысячных бумажки и отдал их незнакомой девушке.

На одной из открыток было изображен лик Иисуса Христа. Я взглянул на него при дневном свете и оторопел. Через всё лицо, от уголка глаза до скулы, пролегал глубокий шрам. Откуда он взялся? Что делать? Я стал внимательнее рассматривать лицо Иисуса и увидел, что кроме шрама на нём есть еще одна ссадина. Белая на коричневом фоне. Фломастера под рукой не было, и тогда я стал замазывать ссадину обыкновенным медицинским йодом. Усилия мои увенчались успехом: ссадина на лбу стала незаметной. И тут на кухне закипел чайник. Оставив открытку на столе, я пошёл завтракать. А когда вернулся в комнату, чудо уже произошло. Я протирал глаза, смотрел на открытку под разным углом и под разным освещением. Шрама на лице Иисуса не было.

Ближе к ночи я сидел в своем рабочем кабинете. И вдруг, как будто в кинотеатре, увидел изображение, плывущее по стене. Это были горы, а у подножия гор — деревня, и маленький домик в деревне, а у домика сад, а в саду я увидел необычного человека. Он был в телогрейке и в генеральских штанах с красными лампасами. Человек улыбнулся и сказал:

Вот ты и вернулся в Чурову Долину! Поздравляю тебя, Михаил? Ну что, ты ещё веришь в предначертание? Или боишься испытать судьбу?

Я понял: девушка пришла ко мне не случайно. Исчезнувший шрам на лице Иисуса — знак. И потом, перечитывая книгу «Алые паруса», я еще и еще раз убедился, что в нашей жизни нет случайностей, что любые кажущиеся мелочи – знаки. И их во что бы то ни стало надо разгадывать. Я понял, что каким-то образом я совершил поступок, напоминающий поступок капитана корабля с алыми парусами. Ведь это именно Грей, жалея Христа, замазывал на картине его раны…

Что было потом? Помните?

В библиотеке родового замка Артур Грэй переживает мистическое посвящение и уходит в первое плавание на судне, идущим в Марсель и Прованс.

Я примерно в этом же возрасте, во имя любимой девочки совершаю безумный заплыв через Волгу: туда и обратно!

Капитан Грэй – любимый герой моего детства.

А летом 2004 года Омелия, увидев мою лодку с алыми парусами, стала называть меня капитаном!

Казалось, что она знала о том, что главный признак капитана – знание Пути.

После чудесного исцеления ран Христа я успокоился. А на следующий день я купил газету, которую никогда раньше не покупал. Газета называлась «Алекс». На одной из ее страниц была фотография незнакомого мне человека — Олега Киттера. Я не знал о нем ничего, но почему-то понял, что наши судьбы пересеклись. Больше того, я знал, что будет завтра. Тогда я встретился с редактором газеты «Алекс» Вадимом Карасевым.

— Послушай, — сказал я ему, — у меня такое ощущение, что твой шеф решил стать главой города.
— Впервые слышу, — удивился Карасёв. — Он прекрасно чувствует себя в бизнесе. Зачем ему политика?

— И все-таки, — сказал я, — если он примет такое решение, пусть позвонит мне.

А через месяц стало известно, что глава города Олег Сысуев переходит на работу в правительстве России. Значит, в Самаре будут выборы, о которых я знал заранее.

Когда 18 августа 1997 года я был назначен помощником главы города, я понял: Чурова Долина слов на ветер не бросает.

Вспомнились мне потом и другие слова призрачного генерала. Так вот, задолго до выборов он, сказал: «Ты станешь помощником главы города. Он не очень-то будет верить тебе, но, когда он позовет тебя снова, — ты пойдешь и снова поможешь ему. Но помни: работать с ним ты будешь лишь до тех пор, пока он трижды не откажется от твоей помощи».

Вспоминая тот день, я могу сказать, что слова генерала насмешили меня. Еще Лермонтов говорил, что гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума…

А поскольку я всю жизнь занимался писательским трудом, то в какой-то степени относил эти слова и к себе. Умирать или сходить с ума я не торопился. К тому же, как я уже говорил, выборами в Самаре в то время не пахло, и думать о них загодя было глупо. Но выборы состоялись. И через несколько дней после того, как Георгий Лиманский заступил в должность Главы города, я впервые в своей жизни пришел к мэрии.

Даже в тот день у меня не было желания лезть не в свои сани. Лиманский казался мне человеком чужого пошиба. Тем более, что по городу в то время ходили слухи один зловещее другого. Многие мои знакомые рубили наотмашь: «Это — мафиози!» Почти две недели я был в растерянности. С одной стороны, хотелось пощекотать свою судьбу за пятки, с другой стороны, я не хотел засовывать голову в пасть тигра.

У парадного подъезда никого не было. Ждать пришлось совсем недолго. Лиманский вышел из мэрии в окружении нескольких человек. Все они показались мне отмеченными печатью угодничества и холуяжа. Зачем я сюда пришел? Смешно и дико! Да можно ли даже приближаться к власти, которая уничтожила великую страну, растоптала стариков и развратила детей? Я уже хотел уйти, но тут мы встретились глазами. Это были совсем не те глаза, которые я видел на телеэкране. Это были живые, цепкие и очень напряженные глаза. Образ медового лапушки-благодетеля как-то не вязался с ними.

— Вы ко мне? — спросил Лиманский.
— Да.
— Что у вас? — он быстро подошел ко мне, сделав знак, чтобы сопровождающие остались на месте.
— Я хочу работать у вас, — сказал я.
— Кем? — очень просто, как будто мы заранее договорились о встрече, спросил он.
— Скоро все ваши соратники будут врать вам. А я буду говорить вам правду, — ответил я. — Даже тогда, когда вы не захотите ее слушать.
— Странная у вас профессия, — улыбнулся он.
— Любая власть, — сказал я, — рано или поздно обрастает…
— Знаю, знаю, — перебил меня Лиманнский. — А вы, не обрастете?

После этого мы разговаривали еще несколько минут. И когда Лиманский пригласил меня в кабинет, я понял, что все мои представления об этом человеке были шиты белыми нитками.

Как-то незаметно я перескочил с весны на осень. Но обычно так и бывает в доверительном разговоре. То, что я сейчас пишу, не является литературным произведением. Я рассказываю так, как вспоминается. И надеюсь, что терпеливые читатели простят мне подобные вольности.

Да, да, помню: я обещал вам рассказать о черных магах Самары. Сначала, когда началась избирательная гонка, я даже не подозревал о их существовании. Мои наработки оказались эффективными. Олег Киттер не по дням, а по часам набирал очки. Еще в марте я сказал ему, что мы обязательно выйдем на пятнадцатипроцентный рубеж. Надо мной тогда смеялись. Самарские политологи и социологи не принимали Киттера всерьез. Максимум, который они отдавали ему, был не выше трех процентов. Эта слепота позволяла нам долгое время работать с максимальной эффективностью.

Вот тут-то и произошло событие, в которое я не сразу поверил. Один человек рассказал мне о том, что наш основной соперник подключил к избирательной кампании черных магов.

Тогда я отмахнулся от собеседника. Он понял, что я не готов к разговору на мистическом уровне и огорченно сказал: «Зря. Они уже действуют».

— Каким образом? — спросил я.
— У них свои технологии.
— Зомбирование? — снова спросил я.
— Да. Прямое вмешательство в человеческие умы.

И всё же, успех Олега Киттера был ошеломительным. Даже Москва вздрогнула и с настороженным удивлением обратила взор на взбудораженную просыпающуюся Самару. Мультимиллионер Брынцалов перестал похлопывать молодую жену по заднему месту и стал чесать в другом месте. В голове не укладывалось: только что он сам тратил на свою предвыборную кампанию миллиарды рублей, только что ему помогали лучшие столичные умы… Даже сам Невзоров делал все возможное для того, чтобы вывести аптечного богатея в лидеры… Но шумная кампания окончилась крахом. Мыльный пузырь лопнул, окатив всех брызгами брынцаловского мыла. Поэтому и приходилось чесать голову. У него, у Брынцалова, денег — завались, а у Киттера — кот наплакал… В чем секрет его успеха в тихой замороченной Самаре? Пытаясь узнать «военную тайну» Брынцалов не только лично поздравил Киттера, но и заинтересовался нашими оригинальными технологиями, которые оказались сильнее золота.

А между тем ребром встал вопрос: что делать дальше?

В офисе Киттера страсти кипели и бурлили. Совсем недавно я нашел великолепную идею: главных своих противников (Афанасьев, Белоусов, Лиманский) с помощью знаменитой сказки мы окрестили «тремя толстяками». Это был очень удачный ход! Как говорится, одним махом троих побивахом. Подавляющее большинство самарцев называли Афанасьева, Белоусова и Лиманского именно так. Совсем недавно я не спал по много суток, создавая новые концепции, направленные на борьбу с «толстяками»… И вот теперь надо было принимать очень трудное решение.

Я прекрасно понимал, что любое решение, исключавшее объединение с Георгием Лиманским, автоматически приводит к власти Афанасьева. К тому же я имел информацию о планах газовиков. Они были полны решимости добиться полного захвата всех властных и управленческих структур города.

Страшнее Афанасьева, которому пришлось бы отрабатывать все вложенные в него миллиарды, для меня в то время человека не было.

И тогда я понял: пока ты жив, пока тебя не уничтожили, надо пытаться делать для людей все возможное. Да, пытаясь победить в первом туре, я жестоко боролся против всех соперников. Но теперь надо было выбирать из двух зол меньшее.

Категорически против сближения с Лиманским в то время были пламенные революционеры Исаев и Котельников, а так же демократ первой волны Василий Лайкин, который ратовал за абсолютную почти стерильную непорочность политиков. Своим учителем он считал Даниила Андреева, написавшего пророческую книгу «Роза мира» и далекого, загадочного Саи Бабу (с ним будут связаны дальнейшие события), которого миллионы людей признали за воплощенного Бога. Василий не признавал прописных истин. Он категорически не соглашался с тем, что политика — дело грязное. К власти, по его убеждению, должны рано или поздно придти ангелы. Я же не верил в ангелов, способных стать чиновниками. Поэтому приходилось оценивать не прекрасное далеко, а жестокое и подлое настоящее. И здесь надо было не поддаться прямому нажиму дураков и провокаторов.

И тогда, в разгар смуты и брожения, я открыто выступил в поддержку Лиманского.

Другого пути у нас просто не было.

Во втором туре мы победили легко и изящно. Впервые в жизни я стал высокопоставленным чиновником – помощником Главы города.

Все восемь лет он не верил мне. Но был со мной по-настоящему благороден

Думая о городе и о людях живущих в нём, я делал все возможное, чтобы Глава города был защищен от «людей в черном». Он ничего не знал об этом. Но я знал многое наперёд, и, когда ему грозила опасность, ставил энергетическую защиту не только на него, но и на все здание мэрии. Были моменты, когда против него работали двенадцать черных магов, нанятые одним из самых влиятельных людей Самары. Работали на болезнь, потом на смерть. Может быть, я не выдержал бы мощи их натиска, но мне помогала Омелия.

В это время я несколько раз пытался поговорить с Лиманским о создании в Самаре парка, посвящённого приключениям Буратино. Но он отмахнулся, даже не догадываясь, что именно эта идея была главным и последним испытанием для него.

Я всё понял. И сразу же начались неприятности. Сначала меня отправили из хорошего престижного кабинета в подвал, в комнатенку находящуюся между лестницей и туалетом, а в 2001 году, сразу после успешно проведенной избирательной кампании, торжествующий завхоз выселил меня и оттуда. Просто так – на улицу. Лиманский вовсе перестал общаться со мной.

Потом мы с Омелией потеряли всё, что имели: я – в Самаре, она – в Тольятти. От нас отвернулись близкие и друзья. Мы стали жить в старой деревенской халупе. Практически без всего. Зимой, чтобы не замёрзнуть, мы сожгли добротный, сложенный из сосновых бревен, сарай, баню. Дальше – еще хуже…

И всё же, я готовился к выборам 2006 года, разработав план действий, который был просто обречён на безоговорочную победу: ведь победить «Единую Россию» можно в любом регионе и сделать это, зная секрет, очень даже просто. Но к «телу Лиманского» меня уже не допускали, и дальше кабинета В. Т. я уже не проходил. Пророчество генерала сбылось: Георгий Лиманский трижды отказался от моей помощи и был обречён на поражение.

Михаил Анищенко

Продолжение следует

*