Они создали памятник этому времени

Потом было задержание, доставление, звонки журналистам, отделение, суд. Среди множества привычных уже вопросов о том, что было, как брали, куда везут, когда отпустят, затесался один интересный и требующий, на мой взгляд, вот такого вот «публичного» ответа.

Собственно, вопрос: «Стоило ли кричать «Свободу политзаключённым!» на акции памяти жертв политических репрессий?».

Собственно, вот вам мой ответ: Да. Стоило. И да: стоило провести эту акцию именно так, как она прошла.
Я вовсе не стремился кому-то что-то сорвать в этот день. Нет, ну правда: я бы с удовольствием поучаствовал в согласованном митинге в поддержку политзаключённых на одной из площадок, заявленной организаторами. …

Очень глупо со стороны местных управленцев было вводить эту запретительную практику с непрестанными предложениями переместиться на Безымянку. Я не совсем по своей воле пришёл 30-го октября в парк Гагарина.

Меня туда выдавили вот этими вот запретительными санкциями. И не стоит «эстетам» удивляться или негодовать: такое бывает, когда у чайника запаивают крышку. Это законы физики. Не притворяйтесь, что вы с ними не знакомы.

Читаю, тут, кстати, что красивая получилась скульптурка. Человек, срывающий с головы терновый венец. Они хотели сделать памятник жертвам политических репрессий, а создали памятник этому времени. Монумент подмены реальности. Символ утери разума.

Странно, что в день памяти жертв политических репрессий так яростно замалчиваются политические репрессии в современной России: как агрессивно менты набросились на бедный плакат, лишь бы только никто не успел его увидеть! Странно, но кроме плаката у меня были заготовлены три исписанных от руки листа с речью о том, что политзаключённые — не только эпизод скорбного прошлого, но и прямо на наших глазах разворачивающаяся трагедия настоящего. Почему-то я наивно надеялся, что будет возможность эту речь спокойно и культурно зачитать.

Но не было места для всего этого там, в парке Гагарина, 30 октября. Потому как идеологически выверенная реальность власти и реальность, в которой существую я, — это явно очень разные измерения. В той России, в которой живу я, невозможен человек, срывающий с головы терновый венец. В той России, в которой живу я, терновый венец всё сильнее впивается в кожу и кровью умывает лицо.