Общество

Завод по изготовлению химического оружия в Чапаевске: начало и конец истории

Одной из самых больших государственных тайн города Чапаевска на протяжении всех советских десятилетий оставались его закрытые химические производства, главным из которых было предприятие, известное в среде специалистов как завод № 102, затем как Средневолжский завод минеральных удобрений, а в последние годы — ООО «Волгопромхим». Это одно из немногих мест на территории бывшего СССР, где в течение десятилетий производились тысячи тонн смертельно опасных боевых отравляющих веществ (ОВ) — иприта, люизита, фосгена и некоторых других.

Кислотное производство

Свое начало это предприятие берёт с 1911 года, когда в преддверии строительства завода взрывчатых веществ близ станции Томылово Главным артиллерийским управлением (ГАУ) Российской империи был объявлен тендер на поставку серной кислоты, которая была необходимым компонентом в деле изготовления тротила. Согласно плану, новому оборонному объекту ежегодно требовалось около 200 тысяч пудов этого едкого вещества крепостью не менее 96-98 процентов.

Тендер выиграло «Товарищество химических заводов П.К. Ушкова и Ко», которое обязалось поставлять тротиловому производству указанное количество серной кислоты. В пользу этого решения ГАУ сыграл целый ряд обстоятельств. Товарищество было основано московским купцом Петром Капитоновичем Ушковым в 1883 году, и с того времени на российском рынке оно зарекомендовало себя самым наилучшим образом. Постепенно его компания расширялась и стали строить собственные производства в Поволжье. К моменту упомянутых торгов товарищество уже владело рядом крупных предприятий в нашем крае, в том числе известковым заводом в Жигулёвских горах, спиртовым заводом в Рождествено, а также другими объектами.

После смерти П.К. Ушкова руководство основанным им товариществом принял на себя его сын Иван Петрович Ушков, который также вёл дела широко и успешно.

В частности, к началу упомянутых выше торгов его компания уже несколько лет поставляла серную кислоту Казанскому пороховому заводу для выработки пироксилина, причём отгрузка сырья всегда производилась точно в срок и в необходимом объёме. Неудивительно, что ГАУ сразу же после подведения итогов тендера заключило контракт с фирмой И.П. Ушкова сроком на пять лет и с перспективой его дальнейшего продления.

Для размещения нового предприятия товарищество Ушкова выкупило 187 десятин земли на берегу реки Моча, недалеко от строящегося тротилового предприятия. Первые колышки на месте будущего химического производства были забиты в мае 1912 года. По условиям контракта, «постройка завода должна быть окончена с таким расчётом времени, чтобы приготовление и поставка H2SO4 были начаты с 1 декабря 1912 года».

Работы на строительстве предприятия велись под руководством директора-распорядителя «Товарищества химических заводов П.К. Ушкова и Ко», мануфактур-советника и инженера-технолога Ивана Петровича Ушкова, директора правления «Товарищества…» Николая Алексеевича Владимирова и технического директора заводов «Товарищества…» Сергея Дмитриевича Шеина. Поставка кислоты на тротиловое производство началась точно в указанный срок. Но на этом этапе развитие завода отнюдь не завершилось. К середине 1913 года предприятие имело в своём составе действующее сернокислотное и сульфатное производство, мощности по выпуску соляной кислоты, складские помещения для сырья и готовой продукции, химическую лабораторию, котельную, несколько артезианских скважин, а также вспомогательные объекты и службы.

К этому времени предприятие уже вышло на проектную мощность и выпускало 12 тонн серной кислоты в сутки. А к началу 1914 года на территории завода уже располагались 62 строения, в том числе три казармы для рабочих, медпункт и баня. В это время на предприятии были пущены в эксплуатацию установки по регенерации и последующему укреплению моногидрата серной кислоты.

С началом Первой мировой войны в Российской империи резко возросла потребность во взрывчатых веществах. Мощностей Сергиевского тротилового завода для этих целей уже не хватало. В связи с такой ситуацией в Главном артиллерийском управлении был рассмотрен вопрос о возможности изготовления тротила также и на заводе Ушкова, где к тому времени уже был налажен выпуск почти всех необходимых химических компонентов для тротилового производства. Не хватало только азотной кислоты, но в июне 1915 года на предприятии Ушкова была пущена линия и по ее выработке, а к концу того же года товарищество уже смогло выдать заказчику первые партии собственного тротила. В итоге в октябре 1916 года ГАУ с одобрения Военного совета Российской империи подписало контракт с «Товариществом П.К. Ушкова и Ко» на изготовление 60 тысяч пудов тротила и 36 тысяч пудов пикриновой кислоты (это — еще одно взрывчатое вещество, которое в начале ХХ века также использовалось для снаряжения боеприпасов).

В те же месяцы на химическом предприятии Ушкова был организован выпуск бертолетовой соли, которая в то время применялась при изготовлении капсюлей. Это производство впоследствии легло в основу нового названия завода – «Берсол». Предприниматели Ушковы уже заглядывали далеко вперёд, предлагая ГАУ заключить с ними новый контракт до 1921 года. Однако революционные события 1917 года в корне изменили эти далеко идущие планы. Уже вскоре после Октябрьского переворота химический завод в Иващенково почти полностью остановился из-за нехватки сырья, рабочих рук и прочих проблем, обусловленных катастрофическим состоянием экономики молодой Советской республики.

В 1918 году в соответствии с постановлением ВСНХ «Товарищество П.К. Ушкова и Ко» было национализировано. Как и Сергиевский-Самарский завод по производству взрывчатых веществ, оно вошло в состав объединения Волжско-Камских государственных химических заводов. Выше уже говорилось, что в декабре 1918 года Самарские губернские власти приняли решение о переименовании Иващенково в поселок Троцк в честь тогдашнего военного наркома Советской республики Льва Троцкого. В 1919 году был разработан проект дальнейшего развития и расширения бывшего предприятия Ушкова, и даже началась его реализация, однако эти планы сорвал катастрофический пожар, произошедший на предприятии 21 октября 1920 года. Огненная стихия уничтожила на территории до 75 процентов всех строений, а производственное оборудование на 60 процентов было целиком или частично выведено из строя. Полностью сгорели новый сернокислотный цех, цеха по выработке тротила и пикриновой кислоты, оказалась разрушенной механическая мастерская. С того времени производство взрывчатых веществ на бывшем предприятии Ушкова больше не возобновлялось.

Совершенно секретная химия

Обгоревшие корпуса химического предприятия в посёлке Троцк после пожара два с половиной года простояли безо всякого использования. При этом тогда мало кто знал о том, что всё это время советское правительство вело секретные переговоры с поверженной Германией об участии немецких концернов и специалистов в разработках на советской территории перспективных видов оружия, в том числе химического. Дело в том, что по условиям Версальского мирного договора Германии было запрещено иметь собственную военную промышленность, боевую авиацию и бронетехнику, не говоря уже о боевых отравляющих веществах (ОВ). Между тем в те годы именно в Германии разработка и производство ОВ достигло наибольшей степени развития.

Как известно, в апреле 1915 года под бельгийским городом Ипром германские войска впервые использовали газообразный хлор против французской армии. Это событие открыло новую чудовищную главу в истории войн. Именно от газовой атаки под Ипром большинство историков ныне отсчитывает начало использования в военной практике разнообразных видов оружия массового уничтожения людей.

Что же касается России, то наша страна присоединилась к химической войне уже в 1916 году. Тогда на московских предприятиях было произведено 600 пудов фосгена, который затем даже применялся против немецкой армии, однако никакого стратегического успеха русским войскам это в итоге так и не принесло. Сказались отсутствие опыта ведения Россией химической войны, а также нехватка отечественных специалистов, разбирающихся в производстве ОВ.

Заводы так и назывались: «Фосген» № 1 (на Триумфальной площади, руководитель — профессор Евгений Иванович Шпитальский), и «Фосген» № 3 (на нынешнем шоссе Энтузиастов). Завод «Фосген № 2» тогда располагался в Тамбове. Но уже вскоре в России грянули революционные события 1917 года, когда политикам, генералам и промышленникам стало уже не до химической войны.

Пришедшему в том же году к власти правительству Ленина боевые отравляющие вещества достались от царского режима практически в неизменном виде. В мае 1918 года в структуре Красной Армии были образованы Военно-химический комитет (ВХК) и химические войска РККА. Позже, согласно решению Совнаркома от 11 августа 1925 года, ВХК был преобразован в Военно-химическое управление (ВОХИМУ) УС РККА. А самым первым, и на многие годы бессменным руководителем ВХК и ВОХИМУ, был Яков Моисеевич Фишман — ставленник ВЧК-ОГПУ. В 20-х годах под воздействием советской пропаганды страна активно готовилась к химической войне и отражению возможного химического нападения противника.

Лишь совсем недавно был рассекречен тот факт, что уже вскоре после окончания Гражданской войны советское правительство быстро откликнулось на тайную инициативу Германии, которая предложила большевистской России ведение совместных разработок новых видов химического оружия. При этом производство и испытания ОВ должны были идти на советской территории, что не противоречило Версальскому договору.

Результатом этих секретных переговоров стало подписание договора между СССР и Германией от 14 мая 1923 года, согласно которому в посёлке Троцк, на бывшем химическом заводе Ушкова, предполагалось развернуть производство иприта (установка «Т») и фосгена (установка «Н»), а также создать технологические линии по заправке произведённых здесь ОВ в артиллерийские снаряды. Со стороны Германии, по поручению рейхсвера, в работах принял участие концерн «У. Штольценберг» (Hugo Stolzenberg). Вскоре во исполнение секретного договора сторонами был подписан учредительный договор от 30 сентября 1923 года о создании на территории СССР смешанного советско-германского акционерного общества (АО) «Берсол».

В секретной части документа целью договора называлась организация в посёлке Троцк производства иприта и фосгена для удовлетворения нужд обеих стран. Была у этого соглашения и открытая часть, согласно которой на новом предприятии собирались выпускать лишь исключительно мирную химическую продукцию — каустическую соду, серную кислоту, суперфосфат и другие виды минеральных удобрений. Этот перечень должен был стать оправданием в глазах советской и мировой общественности самого факта строительства такого предприятия.

Учредителями АО «Берсол» с германской стороны выступило специально созданное «Общество по развитию промышленных предприятий», по-немецки — Gesellschaft zur Foerderung gewerblicher Unternehmungen (GEFU), а с советской стороны — общество «Метахим». Конечно же, обе организации по сути дела стали лишь подставными юридическими лицами. Общий капитал АО был объявлен в размере 12 млн. золотых рублей, причем основным вкладом советской стороны стала сдача в концессию на 20 лет упомянутого химзавода, который был оценен в 5,68 млн. рублей.

По договору производительность нового предприятия должна была стать очень большой: по иприту — 75 тыс. пудов в год, по фосгену — 60 тыс. пудов в год, по снаряжению химснарядов — 500 тыс. штук в год с каждым видом ОВ. Общество GEFU обязывалось обеспечить запуск производств ОВ в короткие сроки — не позднее 1 января 1925 года. А в декабре 1923 года секретный проект получил своеобразное «освящение»: малоизвестную железнодорожную станцию Иващенково и посёлок Троцк посетил высший руководитель СССР — Председатель ЦИК СССР и ВЦИК РСФСР М.И. Калинин.

В случае реализации этого проекта Германия получала гарантированное право на тайный импорт из СССР отравляющих веществ, в том числе иприта — 5,5 тысяч пудов в год, фосгена — 3 тыс. пудов в год. А Советский Союз, в свою очередь, получал возможность беспошлинного ввоза технического оборудования из Германии, которого в условиях послевоенной разрухи нам остро не хватало.

Все подробности этой сделки тогда знали лишь немногие представители высшего руководства СССР. В их числе были генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Иосиф Виссарионович Сталин, военный нарком и председатель Революционно-военного Совета (РВС) СССР Лев Давидович Троцкий, его заместитель по РВС Иосиф Станиславович Уншлихт, председатель Совнаркома Алексей Иванович Рыков, нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин, начальник ВВС РККА Аркадий Павлович Розенгольц, и еще несколько должностных лиц.

Для реализации секретного советско-германского проекта была образована специальная комиссия Политбюро ЦК ВКП (б), которая обладала неограниченными полномочиями. Ее возглавил И.С. Уншлихт — представитель когорты старых большевиков, пользовавшийся полным доверием И.В. Сталина и занимавший последовательно посты зампредседателя ВЧК-ГПУ, заместителя председателя РВС СССР и зампредседателя ВСНХ СССР.

Однако уже при первом знакомстве советских специалистов с производственными возможностями концерна «У. Штольценберг» выяснилось, что на самом деле эта фирма не располагала серьезными технологиями производства иприта, причем немецкая сторона знала об этом заранее, еще до заключения договора. На каком-то этапе указанный факт стал понятен не только для специалистов-химиков, но и для руководства ОГПУ. Как следует из отчётов советской стороны, в процессе производства по технологиям, предложенным немецким концерном, постоянно возникали «очень большие потери наружу фосгена, который будет отравлять окружающую местность». То же самое было и с ипритом, о чем в отчётах записано следующее: «Происходит постоянное стекание жидкого «Т» в почву и скопление его в ней с безусловной возможностью попадания в реку, что небезопасно для окружающего населения, причем для нейтрализации «Т» не предусмотрено никаких приспособлений».

В дополнение ко всему весной 1926 года территорию завода затопило разлившимися водами Волги. Это был один из самых высоких паводков на реке в ХХ веке, и от него, как выяснилось, по проекту никакой защиты предусмотрено не было. Сколько именно отравляющих веществ с завода в Троцке той весной попало в Волгу, никто не выяснял, хотя, несомненно, избежать этого тогда было попросту невозможно.

Все перечисленные факты привели к вполне закономерному решению комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) по спецзаказам от 12 мая 1926 года. В нём было записано, что «ввиду невыполнения немецкой стороной своих обязательств по учредительному договору о создании завода по выпуску иприта и фосгена в г. Троцке» советская сторона взяла курс на самостоятельное (то есть без помощи немцев) развертывание работ по строительству такого предприятия.

Секретное постановление Политбюро ЦК ВКП (б) на этот счет было принято 25 ноября 1926 года. В нем подчеркивалось, что теперь у СССР появились все возможности для строительства завода по выпуску ОВ в посёлке Троцк без участия немецких специалистов. Между строк здесь читалось, что агентура ОГПУ к тому моменту уже сумела получить из Германии всю необходимую документацию по созданию технологических линий по производству ОВ, с помощью которой группа конструкторов и химиков под руководством профессора Е.И. Шпитальского смогла создать собственные промышленные установки по выпуску иприта и фосгена. В очередном постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) от 13 января 1927 года уже констатировалось, что советско-германский договор четырёхлетней давности наша сторона отныне считает расторгнутым. Тем же решением ликвидировали общество «Метахим», ставшее ненужной бюрократической структурой. Бывший завод Ушкова был включён в систему ВСНХ (председатель — В.В. Куйбышев) и получил название «Госхимзавод № 2», после чего он почти сразу же оказался полностью засекреченным. В конце 1927 года технологические линии этого предприятия выдали 600 тонн хлора, а еще через два месяца здесь началось также и производство фосгена.

Как уже было сказано выше, в 1927 году рабочий посёлок Троцк получил статус города, а в 1929 году он был переименован в Чапаевск, и это название город носит по сей день.

Забегая вперед, нужно сказать, что 3 августа 1932 года в правительстве было подписано постановление об организации Всесоюзного химического треста органических производств (ВХТОП). В его состав вошли: химзавод № 1 в Москве (бывший Ольгинский завод, впоследствии — завод № 51), химзавод № 3 в Сталинграде (впоследствии завод № 91), и, конечно же, химзавод № 2 в Чапаевске (бывший завод Ушкова, позже — завод № 102). Последний в связи с упомянутой выше реорганизацией был выведен из состава Самарского завода взрывчатых веществ имени Л.Б. Троцкого (впоследствии он стал заводом № 15), где объединялись производства как взрывчатых, так и отравляющих веществ.

Заводы, включенные во ВХТОП, в дальнейшем специализировались почти исключительно на выпуске химического оружия. Одновременно стал расширяться и благоустраиваться город Чапаевск.

Но это было уже потом. А к 1 июля 1930 года на заводе № 102 завершилось строительство установки по выпуску треххлористого мышьяка (сырья для люизита) мощностью 400 тонн в год. К 1931 году по производству иприта завод № 102 был выведен на мощность 5 тыс. тонн в год. Вскоре эта цифра выросла до 6 тыс. тонн, а в конце 30-х годов она увеличилась еще почти в два раза — до 11 тыс. тонн. Линии по выпуску люизита (XXI) по состоянию на 1 июня 1937 года имели мощность лишь в 500 тонн этого ОВ в год. Но после того, как в январе 1940 года на люизитном производстве закончилась реконструкция, мощность этих цехов уже в начале 1941 года составляла 4 тыс. тонн люизита в год.

Также нужно отметить, что, кроме названных видов ОВ, на предприятии в Чапаевске в предвоенные годы также сохранялось и производство фосгена. В годы Великой Отечественной войны выпуском этого вещества и последующей его разливкой по химбоеприпасам занимались лишь два химических завода в СССР — в Чапаевске и в Дзержинске. Кстати, часть этих боеприпасов дожила в России до самого конца 2001 года, когда были уничтожены последние боеприпасы, содержавшие более 10 тонн фосгена.

В годы войны

В течение всех лет Великой Отечественной войны завод в Чапаевске специализировался на изготовлении химснарядов АХС-122 УД и ДД, АХС-152 УД и ДД, а также производил мины ХМ-82 ОТ. Корпуса для снарядов АХС-122 вытачивали на заводах № 76 (Серов) и № 259 (Златоуст), а затем отправляли их в Чапаевск.

В планах предприятия также стоял пуск к 1 февраля 1942 года цеха по выпуску синильной кислоты мощностью 5 тыс. тонн в год, а к 1 июля 1942 года увеличить производство иприта еще на 2 тыс. тонн в год, а люизита — на 0,5 тонны в год. Для выполнения всех этих планов было разрешено выдавать рабочим цехов «с вредными условиями труда» спецпитание, но только в дни их работы во вредном цехе, а не в период лечения от отравлений. Несмотря на трудовой энтузиазм, планы 1942 года по выпуску химоружия на заводе № 102 выполнены так и не были. В 1943 году все повторилось, и повышенные обязательства снова выполнить не удалось.

При этом руководство предприятия постоянно испытывало серьезный нажим «сверху». Глава Наркомата химической промышленности (НКХП) СССР Михаил Георгиевич Первухин издавал один приказ за другим о резком и срочном наращивании объемов выпуска химоружия на заводе № 102.

При этом в приказах пришлось говорить и о необходимости улучшения техники безопасности, поскольку её нарушения на всех химзаводах СССР из-за сумасшедшей гонки за планом всё чаще стали приводить к отравлениям персонала, в том числе и смертельным. А чтобы у руководителей предприятий была хотя бы какая-то возможность выполнить все эти непомерно завышенные планы, Совнарком СССР своим секретным постановлением от 13 мая 1943 года был вынужден разрешить усиленное питание для отравленных рабочих из вредных цехов даже в дни их лечения от отравлений. Раньше это было запрещено. Впрочем, такая мера делу почти никак не помогла.

Чтобы разобраться в причинах невыполнения планов не только на заводе № 102, но и на большинстве других производств, в НКХП в марте 1944 года прошло специальное совещание руководящих работников цехов снаряжения химбоеприпасов. Выявилось много негативных фактов. Представители заводов говорили, что большой процент операций по наливу ОВ в боеприпасы выполняется вручную, что из-за гонки за планом на производстве сохраняется крайне низкий уровень организации труда, что разливы ОВ в цехах по той же причине стали чуть ли не нормой, и это оказывает «крайне отрицательное влияние на санитарное состояние снаряжательных цехов». Но даже после этого очередное постановление ГКО СССР от 18 января 1945 года о безусловном выполнении плана поставок химбоеприпасов на склады выполнялось очень трудно.

Лишь в наши дни историки с сожалением констатировали, что в годы Великой Отечественной войны советское правительство очень мало ценило жизни граждан своей страны, брошенных на ускоренную смерть на производствах химоружия. Стоит напомнить, что при больших (боевых) концентрациях иприт и люизит на человека оказывают главным образом кожно-нарывное действие. Смерть от боевых концентраций люизита наступает за время от нескольких минут до часа, а от иприта — в течение суток. У рабочих, производивших иприт и люизит в Чапаевске, Дзержинске, Сталинграде и Березниках не в боевой, а в производственной обстановке, наблюдались в первую очередь медленно развивающиеся изменения в легких. Затем рубцовая соединительная ткань в легких разрасталась, что приводило к прогрессирующей одышке, кашлю с обильной рвотой, кровохарканьям и вторичным изменениям со стороны сердца, а также нервной системы, психики и других органов. Наблюдалось также влияние ОВ и на зрение людей.

Деятельность завода № 102 в Чапаевске, который в СССР был, по существу, пионером в деле массового выпуска химоружия, в течение всей его истории сказывалась на жизни города самым катастрофическим образом. Тем не менее следует отметить невероятный факт: санитарно-защитной зоны (СЗЗ) вокруг опаснейшего завода в Чапаевске не создавалось никогда. Во времена, когда производства иприта и люизита ещё только налаживались, на заводе в Чапаевске даже не существовало никаких санитарных норм по содержанию в воздухе рабочей зоны иприта, люизита и прочих ОВ. Между тем опасные уровни зараженности медикам тогда были хорошо известны. Так, при воздействии на организм человека в течение 45 минут паров иприта в концентрации 0,012 мг/литр и более наступает тяжелое поражение глаз и слизистых дыхательных путей. Вдыхание иприта в концентрации 0,07 мг/литр в течение 30 минут почти всегда приводит к гибели человека. При этом в предвоенные годы даже не было приемлемых методик измерения концентраций иприта и люизита в различных средах, а также средств, которые обеспечивали бы абсолютную защиту персонала заводов от поражения.

В течение первых месяцев Великой Отечественной войны вопрос о соблюдении санитарных норм на производстве ОВ попросту не возникал, поскольку в это время шла речь о самом существовании советской власти. Однако затем участившиеся случаи отравлений персонала спеццехов, в том числе и смертельных, и отсутствие новых подготовленных кадров, заставило НКХП навести хотя бы минимальный порядок в санитарных нормах и в технике безопасности. К этому времени только за годы войны отравления ипритом на заводах Чапаевска, Дзержинска, Сталинграда и Березников получили не менее 100 тысяч человек из числа персонала химических предприятий.

Одна из столичных комиссий, работавшая на заводе № 102 в Чапаевске в апреле 1943 года, констатировала: за I квартал среди работников цехов №№ 4 и 5 было восемь случаев профзаболеваний, закончившихся смертью, и 17 случаев тяжелых форм профзаболеваний, когда работники были переведены в профинвалиды. Кроме того, 144 работникам завода было «рекомендовано» в дальнейшем работать в других цехах, где не было прямого контакта с ипритом. И только лишь через три года после начала Великой Отечественной войны, после принятия постановления ГКО СССР от 1 июля 1944 года, и последовавшего за ним решения ВЦСПС, советские санитарные врачи пришли, наконец, к мысли о необходимости установления предельно допустимой концентрации (ПДК) для содержания ОВ в воздухе рабочих помещений химических производств. И только лишь через 20 с лишним лет после начала выпуска в СССР иприта Главная госсанинспекция СССР в секретном документе от 26 февраля 1945 года приняла ПДК для паров иприта в воздухе рабочих помещений — 0,00002 мг/л (2.10–5 мг/л, то есть 2.10–2 мг/м3). Но и этот гигиенический стандарт уже тогда считался… временным.

Изменения в санитарных нормах за все последующие годы были минимальными. Даже через полвека после Победы, в 1994 году, когда в живых осталось лишь около 300 человек, получивших на производстве поражение ипритом и люизитом в годы Великой Отечественной войны, официально утвержденная ПДК для иприта в воздухе рабочей зоны заводов в России так и не появилась. Существовала лишь неутвержденная, но тем не менее реально использовавшаяся норма — 2.10–4 мг/м3 (0,0000002 мг/л).

О том, насколько тяжелы были условия работы на этом производстве, можно судить по статистике бегства рабочих с завода химоружия № 102 в Чапаевске в годы войны. Так, в 1942 году трудовыми дезертирами отсюда стали 308 человек, в 1943 году — 432 рабочих и служащих, в 1944 году — 195 человек. Убегая «в никуда», без документов, люди обрекали себя на неприятности советской Большой Зоны, усиленные варварскими сложностями военного времени. И хотя за такой побег полагалось заключение в ГУЛАГе, люди шли на этот риск сознательно, поскольку в лагере у них было больше шансов остаться в живых, чем на ипритовом производстве.

Известный российский правозащитник, академик Лев Александрович Фёдоров в своей книге «Химическое вооружение – война с собственным народом. Трагический российский опыт» об этом пишет так: «Если исходить из запоздало принятых санитарных норм, естественно сделать вывод, что в течение всей войны администрация (дирекции заводов и руководство МХП СССР) держала людей в заведомо отравленной атмосфере, и что их поражение было неизбежным. Это было организованное перемалывание жизней персонала… О пренебрежении жизнями людей… можно судить не только по документам санитарных врачей, но и по вынужденным приказам по НКХП. Военно-химический комплекс пытался даже экономить на питании людей, брошенных на работу в цехах химоружия. Не забывали и о резервах. Именно с этих позиций можно оценивать принятые меры по замене в цехах химоружия нездоровых мужчин (здоровые были на фронте) на женщин, а также завоз на химическую каторгу — заводы химоружия Дзержинска и Чапаевска — пожилых нездоровых мужчин из советских среднеазиатских республик».

Далее Фёдоров сообщает следующее: «По решению ГКО СССР от 6 марта 1943 года заводу № 102 было приказано произвести в марте невозможное — 420 т иприта и 100 т люизита. Данные комиссии указывают, что даже в ее присутствии… производство иприта (цех № 4) и наполнение им боеприпасов (отделения цеха № 5) совершались со всеми мыслимыми и немыслимыми нарушениями (плохая герметизация аппаратуры, постоянные разливы иприта на пол, долив иприта и люизита в снаряды и бомбы «с помощью кружек и чайников», течь ОВ из боеприпасов, передача резиновых сапог из смены в смену без дегазации, отсутствие портянок и импрегнированного белья, нерегулярная работа душа, неудовлетворительная работа вытяжной вентиляции, использование на работах с ОВ неполноценных по здоровью работников, отсутствие расследования смертельных случаев профотравлений, неполная выдача спецпитания работникам, необеспечение больных этим спецпитанием). Среди прочего, в том акте было указано о 76 учтенных в медсанчасти завода (в отделе техники безопасности завода цифры были совсем другие) случаях острого отравления людей в течение I квартала 1943 г. Говорилось о переводе за тот период 17 отравленных в профинвалиды. Упоминалось и о 8 случаях смерти в течение все того же I квартала 1943 года — трех рабочих в цехе № 4 (изготовление иприта) и пяти рабочих в цехе № 5 (разлив иприта, люизита и их смесей по химбоеприпасам). Назовем фамилии тех 8 погибших людей (больше это сделать некому): Лекарев Н. (20 лет), Кускова А. (21 год), Хусудинов З., Каштанова (30 лет), Окаев А. (77 лет), Шашков (52 года), Савельев, Жихарев».

Только на рубеже 1944 и 1945 годов темпы выпуска советского химического оружия стали наконец-то снижаться. Постановлением ГКО СССР от 31 декабря 1944 года было объявлено о частичной консервации цехов основных химических заводов, и о снижении поставок химоружия (ОВ и боеприпасов) на склады армии и промышленности. В частности, были остановлены цеха №№ 4 (иприт), 7 (люизит) и 26 (треххлористый мышьяк), а также снаряжательные цеха №№ 52, 53 и 54 на заводе № 102 в Чапаевске. Кадры работников, впрочем, было велено беречь. При этом следует подчеркнуть, что речь здесь пока шла не об остановке производства химоружия, а лишь о его уменьшении.

Послевоенные годы

Уже после окончания военных действий в 1945 году властям СССР пришлось заниматься спасением рек, на берегах которых стояли химические производства, поскольку на многих участках, в частности, на реке Чапаевке, загрязнение вод и русла к тому моменту уже приобрело характер экологической катастрофы. Впрочем, в те годы само слово «экология» было знакомо разве что специалистам. Поэтому в официальных документах речь шла о соблюдении не экологических, а санитарных нормативов на водоёмах, которые являлись источниками водоснабжения населённых пунктов и промышленных предприятий. В частности, правительственное постановление 1947 года требовало покончить со сбросами токсичных отходов в Волгу и в малые реки. При этом указывалось, что свои отходы безо всякой очистки сбрасывали, в частности, заводы №№ 15 и 102 (город Чапаевск).

Даже в начале XXI века в донных отложениях реки Чапаевки концентрация хлорорганических веществ, сульфатов, диоксинов, соединений мышьяка и ртути порой все еще в сотни (!) раз превышает санитарные нормы. Особенно часто это наблюдается после прохода по реке тяжелогруженых барж, поднимающих отложения со дна. И если в 70-е – 80-е годы ХХ века после каждого такого рейса концентрация пестицидов в воде Чапаевки порой достигала 1000-1200 (!) ПДК, то в наши дни – «всего лишь» 10-12 ПДК.

А при химическом анализе проб воды из реки Чапаевки в 2000 году концентрация ртути порой достигла 50 условных ПДК. Но это тоже гораздо меньше тех цифр, которые регистрировались здесь в конце 80-х годов. Тогда из-за стоков объединения «Металлист» концентрации ртути здесь доходили до 300 (!) и более условных ПДК. При этом ртуть находили даже в рыбе и в прочих водных организмах, выловленных в Чапаевке. Что же касается содержания хлорорганических пестицидов в воде Чапаевки, то они до сих пор присутствуют здесь почти постоянно.

В январе 1956 года, в дни работы XX съезда КПСС, на заводе № 102 в Чапаевске всё ещё действовали мощности по производству 14175 тонн иприта и 4440 тонн люизита в год. Этими ОВ заполнялись 122 и 152-миллиметровые артиллерийские снаряды (вязкий люизит), аналогичные боеприпасы с долгохранимым ипритом, а также 82-миллиметровые снаряды с таким же ипритом.

Впрочем, и это был еще не предел в объёмах производства химического оружия в Чапаевске. Вскоре вышло еще одно закрытое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 18 июня 1959 года, где говорилось о наращивании мощностей по производству таких вооружений в общегосударственном масштабе. В этом документе было запланировано наращивание выпуска не только новых, но даже устаревших видов химоружия первого поколения.

Так, на заводе в Чапаевске предписывалось сохранить производство люизита и наполнение им артхимснарядов калибра 122 мм и 152 мм; на заводе № 96 в Дзержинске — сохранить производства смесевого ОВ РК-7 и вязкого ВРК-7 и наполнения ими химавиабомб от ХАБ-100 до ХАБ-1500; на ЧХЗ (Дзержинск) — сохранить выпуск авиабомб ХАБ-250 и ХАБ-300, а на заводе № 148 — производство синильной кислоты и наполнение ею химавиабомб и артхимснарядов.

Однако этим постановлением не были учтены уроки прошлого, и в нём опять не предусматривались модернизация обезвреживания абгазов на заводе № 102, а также токсичных стоков, сбрасываемых в многострадальную Чапаевку. Лишь после вмешательства санитарных врачей (март 1961 года) химикам пришлось внести поправки в этот документ. В частности, речь теперь шла об очистке воздуха с помощью вытяжной вентсистемы в цехе № 52, об изоляции второй фазы производства ОВ от первой и третьей фаз, о сооружении на предприятии новой вентиляционной трубы, об установке полуавтоматических станков налива ОВ в снаряды, и о некоторых других мерах.

После отставки Н.С. Хрущева в октябре 1964 года и возвращения страны к министерской схеме руководства экономикой (вместо совнархозов времен 1957–1965 годов) было восстановлено и Министерство химической промышленности СССР. Именно в рамках той реформы было образовано Всесоюзное объединение промышленности тяжелого органического синтеза (коротко в/о «Союзоргсинтез», п/я А-1488), в деле химической войны пришедшее на смену Первому Главному управлению (ПГУ). Объединению была поставлена задача – запустить в серийное производство новые виды отравляющих веществ. Физически и морально устаревшие заводы по изготовлению ОВ прежних типов (Чапаевский, Дзержинский, Новомосковский и некоторые другие) распределили по другим структурам — «Союзхлор», «Союзазот», «Союзосновхим» и «Союзсода». А вот в «Союзоргсинтезе» были собраны заводы нового химоружия — зарина и зомана в Волгограде, будущий завод советского V-газа (XXV) в Новочебоксарске, будущий завод фосфорных отравляющих веществ в Павлодаре, и некоторые другие.

Названные предприятия выпускали свою продукцию вплоть до перестроечных времен. К тому времени большинство мировых «химических» держав уже полностью прекратили производство боевых отравляющих веществ. В частности, Германия, потерпевшая поражение во Второй мировой войне и разделенная на Западную и Восточную, ОВ уже больше никогда не выпускала. Великобритания и Франция отказались от изготовления химического оружия ещё в 1956 году, США – в 1969 году.

Прощай, химическое оружие

А вот Советский Союз официально заявил о прекращении производства боевых отравляющих веществ только в августе 1987 года, когда об этом всему миру сообщил тогдашний министр иностранных дел СССР Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. В это же время в СССР во весь рост встал вопрос об уничтожении накопленных в течение десятилетий запасов советского химического оружия, отдельные партии которого хранились на военных складах еще с 30-х годов.

Секретным постановлением от 21 января 1986 года тогдашний начальник Генштаба Министерства обороны СССР маршал Сергей Фёдорович Ахромеев утвердил место возведения будущего завода по уничтожению химоружия.

Его начали строить на территории в/ч 42731 в селе Покровке близ Чапаевска. В июле 1987 года ЦК КПСС издал серию тайных постановлений о начале демонстрации западному миру советских военно-химических достижений. В этих постановлениях, в частности, было решено «информировать США и других участников переговоров о местоположении нашего строящегося специального предприятия по уничтожению химического оружия (Куйбышевская обл., г. Чапаевск)». Об информировании советского народа в партийных документах речи не было.

Вот тогда-то и состоялось упомянутое выше августовское (1987 года) выступление советского министра иностранных дел Э.А. Шеварднадзе на Конференции по разоружению в Женеве, когда он информировал мировое сообщество о возведении в Советском Союзе завода по уничтожению химоружия. А в сентябре того же года газета ЦК КПСС «Правда» опубликовала репортаж из-под Чапаевска о строительстве в его окрестностях такого предприятия.

В феврале 1989 года были конкретизированы тайные планы уничтожения ОВ на строившемся объекте в Чапаевске (в 1989 году — 4,7 тонны, в 1990 году — около 100 тонн, а начиная с 1991 года — по 350 тонн в год). Тогда же власти решили сообщить советским гражданам не только о заводе в Чапаевске, но и о запасах советских ОВ, подлежащих уничтожению — 50 тысяч тонн. В марте эта проблема вышла, наконец, из кулуаров на страницы газеты «Чапаевский рабочий», и больше уже в подполье ВХК не возвращалась.

В апреле 1989 года советский ВПК утвердил первую концепцию ликвидации химоружия. Согласно этому документу, в СССР было намечено построить четыре завода по уничтожению химоружия — в Чапаевске, в пос. Горный (Саратовская обл.), а также в городах Камбарка (Удмуртия) и Новочебоксарск (Чувашия). Жители трех последних точек ничего не знали о своей судьбе, равно как и советское общество так и не узнало о той концепции.

Однако ни из упомянутого выше доклада Шеварднадзе в Женеве, ни из партийно-правительственных документов никому не было понятно, почему такое опасное предприятие возвели не где-нибудь в глухой тайге или в безлюдной пустыне, а в густонаселенном регионе страны. Партийно-советскую верхушку СССР нисколько не смутил тот факт, что американские империалисты аналогичный завод почему-то стали строить не вблизи Нью-Йорка или Сан-Франциско, а далеко за пределами территории США — на оторванном от любых населенных мест атолле в Тихом океане.

Объяснение данному факту было дано гораздо позже. Официальные лица говорили так: поскольку Чапаевск находится на равном расстоянии от крупнейших хранилищ отравляющих веществ, то этот факт, по мысли военных, очень удобен при перевозке химоружия на завод для его последующего уничтожения. Однако почему-то не было принято во внимание то обстоятельство, что из-за всеобщего отечественного бардака во время следования по железной дороге тысяч вагонов с опасным грузом с ними может случиться всякое. Да и сам завод, по признанию тех же военных, в случае утечки ОВ отнюдь не гарантировал населению полной безопасности.

Именно по указанной причине в декабре 1988 года в Чапаевске возникла инициативная группа, которая выдвинула требование о немедленном закрытии опасного предприятия. В январе 1989 года состоялся первый митинг протеста жителей Чапаевска. Знающие люди утверждают, что столько людей, вышедших по доброй воле на массовое мероприятие, город не видел даже в дни государственных праздников. За день под письмом протеста подписалось 15197 человек.

В феврале 1989 года активисты комитета «Инициатива» перенесли свои пикеты из Чапаевска в Куйбышев, к зданию областного комитета КПСС. Затем до конца той же зимы в ряде городов прошли волнения, которые к весне переросли в массовые акции протеста и гражданского неповиновения. Рабочие секретных чапаевских заводов целыми цехами отказывались от работы и шли пикетировать городской комитет КПСС и горисполком. К весне 1989 году властям стало ясно: одними лишь уговорами волну народного возмущения не остановить.

В мае 1989 года в Куйбышевскую область из Москвы прибыла представительная комиссия, в состав которой вошли первые лица всех руководящих структур страны: ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Министерства обороны СССР, Министерства по производству минеральных удобрений СССР, Министерства здравоохранения СССР, Госкомприроды СССР и так далее. Комиссия встретилась с жителями Чапаевска в помещении самого большого городского кинотеатра, зал которого был рассчитан на 500 мест. И хотя на многих креслах люди сидели по двое, а в проходах кинотеатра было не протолкнуться, все желающие на эту встречу попасть так и не смогли.

Точку зрения Министерства обороны СССР на этой встрече высказал генерал-лейтенант, заместитель начальника химических войск академик Анатолий Демьянович Кунцевич:

— Мы уверяем всех жителей Чапаевска и Куйбышевской области, что завод по уничтожению химического оружия не будет оказывать никакого влияния на города и села области, хотя бы в силу своей достаточно большой удаленности от них. Для сравнения скажу следующее: если Чапаевск ежегодно выбрасывает в атмосферу до 10 тысяч тонн газообразных веществ, то от этого завода за весь год будет поступать в воздух лишь одна тонна безвредных продуктов нейтрализации ОВ. Кроме того, на предприятии планируется применение уникальной двухступенчатой технологии уничтожения ОВ, когда на первом этапе разрушается 99,999 процента опасных веществ, а на втором – остальные 0,001 процента. Кроме того, предусмотрено пять ступеней контроля над работой предприятия.

Однако комиссия Госкомприроды, назначенная для экологической экспертизы уже построенного завода по уничтожению химоружия, установила, что возникновение возможных аварийных ситуаций в проекте этого предприятия вообще проработано не было. Никак не оценили проектировщики и последствия возможного разрушения складов химоружия. Жителей Чапаевска, также ознакомившихся с проектом, не устроил уровень контроля воздушной среды на объекте, который должен был осуществляться с помощью малочувствительных приборов ФК-0072, ГСА-80 и СБМ-1М.

Жители города сформулировали собственные требования к проекту завода, исходя из его очевидных недостатков, а сам перечень просчётов, подлежащих устранению, направили в столицу. Западные специалисты, впоследствии посетившие Чапаевск, также нашли, что при конструировании заводских производственных линий в них были использованы устаревшие технологии, относящиеся к 50-м годам, а предложенные решения по обеспечению безопасности и экологического контроля крайне сомнительны. Их вывод был таким: завод по уничтожению химического оружия в селе Покровка в случае его пуска с большой вероятностью может стать источником экологических бедствий такого масштаба, по сравнению с которыми катастрофа Чернобыля будет напоминать пикник в воскресной школе («Chemical and Engineering News»(USA), 13 August 1990, p. 19).

Несмотря на все усилия высокопоставленных лиц, партийно-правительственная комиссия отбыла в Москву ни с чем. Ни по одному принципиальному вопросу, а тем более о скорейшем пуске завода по уничтожению химоружия москвичам с представителями местной общественности так и не удалось договориться.

В целом весна и лето 1989 года в Куйбышевской области прошли в обстановке беспрецедентного сопротивления простых людей бездумному решению московских властей. Митинги против пуска завода на центральных площадях Куйбышева, Чапаевска, Тольятти, Безенчука и даже ряда сельских райцентров в то лето стали чуть ли не еженедельным явлением. А кульминацией этого противостояния стало 5 августа 1989 года, когда активисты-экологи и прочими неформалы прямо посреди степи соорудили палаточный городок протеста. Его решили открыть на самой границе охранной зоны завода, в 12 километрах от Чапаевска.

Накануне этой акции в Куйбышевском горисполкоме состоялась встреча представителей общественности — с одной стороны, и представителей официальных властей — с другой. Здесь в тот момент находились и корреспонденты ряда местных газет. Как ни странно, но протесты поддерживали и тогдашние руководители Куйбышевской области. От имени властей выступали представители Министерства обороны СССР, прокурор Самарской области А.В. Соболев и секретарь горисполкома А.И. Симонов. Военные сообщили, что существует циркуляр Совета Министерства обороны СССР, согласно которому вход в полуторакилометровую охранную зону завода без специального разрешения посторонним лицам запрещен. Именно поэтому пикетчики, будучи законопослушными, и разбили свой лагерь прямо у столбов, которыми в срочном порядке разметили эту самую охранную зону.

Уже через несколько дней после открытия палаточного городка протеста в Куйбышевскую область в срочном порядке прибыла очередная комиссия ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Министерства обороны СССР. Почти месяц московские чиновники пытались уломать пикетчиков, а руководители завода по уничтожению химоружия и ответственные работники управления химических войск выступали перед трудовыми коллективами Чапаевска и Куйбышева и перед активистами неформальных экологических объединений, пытаясь убедить их в абсолютной безопасности построенного предприятия. Однако дальнейшие события показали, что военные опоздали со своими выступлениями как минимум на несколько лет.

В итоге в своем противостоянии с властями общественность победила. Это стало окончательно понятно 5 сентября 1989 года, когда председатель Совета Министров СССР Николай Иванович Рыжков подписал распоряжение № 1564р, в котором было сказано: «Перепрофилировать объект по уничтожению химического оружия, созданный в районе г. Чапаевска, в учебно-тренировочный центр по отработке на инертных средах технологии уничтожения химического оружия и подготовке кадров для работы на промышленных объектах по уничтожению химического оружия». Тогда же правительство под давлением общественности решило, что сами ОВ отныне будут превращать в безопасные отходы непосредственно в тех местах, где они и хранятся.

Хотя с того времени уже прошли десятилетия, страсти вокруг Чапаевского завода периодически вспыхивают снова и снова. Последний раз это случилось 25 апреля 1997 года, когда Государственной Думой РФ был принят закон «Об уничтожении химического оружия». В связи с этим секретарь Совета обороны РФ Юрий Михайлович Батурин неосторожно заявил, что в соответствии с новым законом чапаевское предприятие, законсервированное в 1989 году, вскоре начнет свою работу.

В результате в течение всего лета 1997 года в Самаре и Чапаевске проходили митинги и акции протеста, организованные общественным движением «Инициатива-2» и региональным общественным движением «Гражданская инициатива». Все это продолжалось до тех пор, пока слухи вокруг предприятия развеяли… сами же военные. Они в лучших традициях времен гласности организовали регулярные экскурсии на завод для всех желающих, во время которых любопытствующие смогли воочию убедиться, что ни одна из заводских систем не функционирует. Однако активисты-экологи с того времени не раз посещали предприятие, чтобы лишний раз увидеть: здесь находятся лишь неработающие цеха.

В мае 1996 года Государственная Дума РФ провела слушания «Об экологической безопасности уничтожения химического оружия» в Комитете по экологии. Председатель комитета Т.В. Злотникова отметила, что правительство приняло программу уничтожения химоружия без обязательной экологической экспертизы.

Слушания шли противоречиво — экологическим активистам пришлось спорить с представителями власти. В итоге Президенту РФ было рекомендовано приостановить исполнение программы уничтожения химоружия до получения положительного заключения государственной экологической экспертизы, после проведения которой закон был наконец-то утверждён.

При этом среди вносимых в закон поправок была и такая, которая в интересах безопасности жителей требовала их отселения из зон защитных мероприятий (ЗЗМ). Но эта поправка была отклонена, поскольку выяснилось, что такое отселение «потребует расходования значительных финансовых средств». Конкретной суммы не указывалось, однако было ясно, что федеральный бюджет её размеров осилить никак не сможет.

Считается, что полная ликвидация всех запасов советского химического оружия закончилась только в 2007 году. В сертификате международной организации по запрещению химического оружия (ОЗХО), которая скрупулёзно фиксировала все факты ликвидации военно-химических объектов, в числе прочих отмечено полное закрытие производства люизита в корпусах 26 и 43 и производства иприта в корпусе 75 ОАО «Волгопромхим» (г. Чапаевск). Промежуточный итог всей этой работы был подведен в постановлении правительства РФ от 21 июня 2007 года. В этом документе было зафиксировано, что к апрелю 2007 года все запасы советского химического оружия закончили свой земной путь.

«Перенести город на новое место»

В 1996 году правительство России утвердило федеральную программу по социально-экологической реабилитации Чапаевска и охране здоровья его населения. Цель — доведение социально-экологической ситуации в городе до нормативного уровня, улучшение условий проживания и здоровья населения. На исполнение были выделены очень большие деньги. В прессе тогда публиковались подробные детали об экологических бедствиях города. Например, подчёркивалось, что содержание мышьяка и его токсичных соединений на поверхности почвы бывших цехов химоружия составляло 8000 ПДК, статистика по здоровью детей была ужасающей. Деньги те были потрачены, а реабилитация города так и не состоялась.

Документально установлено, что Чапаевск является одним из наиболее экологически неблагополучных городов не только Самарской области, но и всей России. Выяснилось, что самые «грязные» предприятия этого города — ПО «Полимер» и ОАО «Волгопромхим». В Чапаевске, как и в любом индустриальном центре, в то время была значительно превышена концентрация формальдегида в воздухе — до 2,7 ПДК. В воздухе Чапаевска комиссия отметила превышение допустимого уровня по содержанию в атмосфере аммиака — до 1,5 ПДК, диоксида азота — до 2,5-3 ПДК, и диоксинов — до 10 ПДК в придорожной пыли, которая, как известно, регулярно вздымается в воздух. Но и в этих условиях город в течение многих десятилетий жил, строился и расширялся, отмечал многочисленные советские праздники.

Кроме того, было отмечено, что река Чапаевка остается самым отравленным водоемом Самарской области: помимо меди, фенолов и нефтепродуктов, к которым уже относятся как к чему-то само собой разумеющемуся, в воде Чапаевки много лет подряд регистрируют наличие хлорорганических пестицидов — до 49 ПДК, а также ионов ртути — до 10 ПДК. Несмотря на это, еще в 50-е годы в пойме Чапаевки, на озере Ильмень, было организовано место массового отдыха горожан, где жители Чапаевска в летнее время купаются, загорают, катаются на лодках и ловят рыбу.

Неудивительно, что в течение двух недель сентября 1999 года в Чапаевске работала совместная комиссия Госкомэкологии РФ и комитета по охране окружающей среды Самарской области. Целью их работы было проведение комплексной экологической экспертизы среды обитания и выработка экспертного заключения об общем состоянии природной среды в Чапаевске. А конечным результатом работы комиссии должна стать утвержденная правительством РФ Федеральная программа по выводу города из чрезвычайной экологической ситуации. Несколькими месяцами раньше такая же комиссия работала и в Новокуйбышевске. Проект аналогичной Федеральной программы по выводу этого города из экологического кризиса уже подготовлен и направлен на утверждение в правительство РФ.

В итоге экспертная комиссия Госкомэкологии РФ подготовила проект решения правительства РФ. Вот что говорилось в тексте проекта: «Территория г. Чапаевска Самарской области по состоянию здоровья населения, поверхностных вод и почв… должна быть отнесена к зоне чрезвычайной экологической ситуации… Для решения проблемы вывода территории г. Чапаевска из состояния экологического бедствия, оздоровления населения и реабилитации загрязненных территорий экспертная комиссия рекомендует администрации города осуществить в возможно более короткий срок разработку инвестиционного обоснования указанной проблемы…»

Конкретная сумма, необходимая для устранения негативных экологических факторов в Чапаевске, тогда названа не была. Но всем было ясно, что для этого необходимы огромные деньги. Для сравнения: для выполнения аналогичной федеральной программы по Новокуйбышевску, где, как посчитали эксперты, экологическая ситуация в то время была благополучнее, чем в Чапаевске, в смету заложили 712 миллионов рублей в ценах того времени, которые предписывалось освоить в течение пяти лет. Впрочем, как известно, эти планы так и не были выполнены – ни в Новокуйбышевске, ни в Чапаевске. А в 2005 году статус «города экологического бедствия» для Чапаевска был и вовсе отменён.

На этом история отнюдь не закончилась. В начале апреля 2008 года на состоявшемся в Самаре «круглом столе» с участием депутатов Государственной Думы РФ тогдашний мэр Чапаевска Николай Дмитриевич Малахов заговорил об идее переселения жителей Чапаевска со всех неблагополучных территорий (рис. 99). Буквально же он сказал так: «Идеальным решением экологической проблемы Чапаевска является ликвидация города и расселение жителей более 580 домов». Однако вскоре после своего выступления мэр был вынужден подать в отставку.

Кстати, во время тех слушаний никто так и не стал выяснять, почему статус «города экологического бедствия», приданный Чапаевску решением правительства России в 2000 году, уже в 2005 году был отменен. При этом о принятой в 1996 году программе социально-экологической реабилитации Чапаевска здесь тоже не вспоминали.

Вопросы, конечно, интересные. Самое же интересное здесь другое: никто из представителей нынешних российских властей ответить на них пока не может.

Так или иначе, но вопрос о возможности (и о необходимости) переноса города Чапаевска на другое место, более благополучное в экологическом отношении, а также о судьбе территории, на которой он сейчас находится, все равно рано или поздно предстоит решать российским политикам если не настоящего, то будущего времени.

Валерий ЕРОФЕЕВ

*

По теме

Back to top button